когда – никому не ведомо. А потом, много позже, она узнала, что в собрании ангриалов и тер’ангриалов, привезенных из Эбу Дар, отсутствуют три наиболее могущественных ангриала и еще несколько предметов. Некоторые из них, как была уверена Илэйн, предназначались для женщины, которая в любой момент ожидает нападения с помощью Единой Силы. И поэтому еще большую тревогу вселяла записка, торопливо нацарапанная рукой Найнив и спрятанная среди оставшихся предметов Силы.

В озаренной солнцем комнате Солнечного дворца царил холод, несмотря на жарко пылавший огонь в двух каминах, расположенных у противоположных стен, на уложенные толстым слоем ковры и на яркий утренний свет, лившийся сквозь наклонную стеклянную крышу, где его заслоняли местами снежные наносы, лепившиеся к тонким горбылькам переплетов. Тем не менее этот зал вполне подходил для аудиенций и приемов. Кадсуане полагала, что тронный зал лучше не занимать. До сих пор лорд Добрэйн помалкивал на тот счет, что она держит у себя Каралайн Дамодред и Дарлина Сиснеру – она не видела другого способа уберечь их от глупостей, кроме как крепко держать в кулаке, – но Добрэйн мог заволноваться, решив, что она заходит чересчур далеко за границы, которые он считает приличными. Он был слишком близок к мальчику и верен данным клятвам, и Кадсуане не хотела на него давить. Оглядываясь на свою жизнь, она могла живо припомнить неудачи, о которых очень горько сожалела, и ошибки, за которые заплачено человеческими жизнями, но в этом деле она не могла позволить себе ни поражения, ни ошибки. Поражения – ни в коем случае. Свет, как же подмывает кого-нибудь укусить!

– Я требую вернуть свою Ищущую Ветер, Айз Седай! – Перед Кадсуане в деревянной позе восседала Харине дин Тогара, вся в зеленом, расшитом золотом шелке. Губы ее были поджаты. Несмотря на лицо без морщин, в прямых черных волосах белели седые прядки. Она занимала пост Госпожи Волн своего клана на протяжении десяти лет, а задолго до того командовала крупным кораблем. Ее Госпожа Парусов, Дерах дин Селаан, женщина помоложе, вся в голубом, сидела на стуле – стоявшем ровно в футе позади, в соответствии с их представлением о правилах поведения. Обе являли собой воплощающие гнев статуи, вырезанные из темного дерева, и их диковинные украшения только усиливали это впечатление. Ни та ни другая словно не замечали Эбена, державшего поднос с серебряными кубками. Он с поклоном предложил им вино, подогретое с пряностями, а они на него бросили всего лишь по косому взгляду.

Когда они не взяли угощения, мальчик, казалось, не знал, как быть дальше. Он так и стоял, склонившись с подносом, пока его не дернула за полу красной куртки и не увела с улыбкой прочь Дайгиан – смешливый голубь-дутыш в темно-синем платье с белыми прорезями. Эбен был стройным пареньком с крупным носом и большими ушами, которого не назовешь привлекательным, а уж тем более красавцем, но она относилась к нему как к своей собственности. Они сели рядышком на мягкую скамеечку перед камином и принялись играть в «кошачью колыбельку».

– Благодаря вашей сестре мы надеемся разобраться, что же случилось в тот злосчастный день, – сказала Кадсуане, успокаивающе и несколько рассеянно. Глотнув вина с пряностями, она помедлила, ей было безразлично, заметят ли они ее нетерпение. Сколько бы Добрэйн ни ворчал о невозможности выполнить условия той невероятной сделки, что Рафела и Мерана заключили по поручению мальчишки ал’Тора, он все же и сам мог бы управиться с Морским Народом. Кадсуане слушала их вполуха и уделяла им немного внимания. Хватит с них и того. Если она сосредоточится на Ата’ан Миэйр, то неизвестно, удержится ли, чтобы не прихлопнуть их, точно мошек-кусименя, хотя и не они являются подлинным источником ее раздражения.

Возле второго камина, в другом конце солнечной комнаты расположились пять сестер. Несан разложила на пюпитре перед собой большой том в деревянном переплете из дворцовой библиотеки. Как и остальные, она была одета в простое шерстяное платье, более подходящее для купчихи, чем для Айз Седай. Если они и жалели об отсутствии шелков или денег на шелка, то виду не показывали. Возле больших пялец стояла Сарен, с вплетенными в тонкие косички бусинками; ее иголка сновала туда-сюда, добавляя крохотные стежки к очередному цветку на цветущем лугу. Эриан и Белдейн играли в камни, за игрой наблюдала Элза, ожидавшая своей очереди сразиться с победителем. Судя по всему их виду, они наслаждались праздным утром, а вовсе не пребывали в заботах о судьбах мира. Наверное, сами понимали: они здесь для того, чтобы она их изучала. Почему они дали клятву верности мальчишке ал’Тору? Кируна и остальные, когда решили дать клятву, хотя бы находились рядом с ним. Кадсуане готова была признать, что никто не мог бы противиться влиянию та’верена. Но эти пятеро за похищение ал’Тора понесли жестокое наказание и к своему решению предложить клятву пришли прежде, чем их привели к нему. Поначалу Кадсуане склонялась к тому, чтобы принять их объяснения, но за последние дни у нее появились сомнения. Очень серьезные сомнения.

– Моя Ищущая Ветер – не в вашей власти, Айз Седай, – заявила Харине резко, словно отвергая кровное родство. – Шалон должна быть немедленно возвращена мне.

Коротким кивком Дерах выразила согласие с ней. Кадсуане считала, что Госпожа Парусов точно так же, без колебаний, прыгнула бы в пропасть со скалы, прикажи ей только Харине. В иерархии Ата’ан Миэйр Дерах стояла много ниже Харине. И это почти все, что известно о них Кадсуане. Морской Народ может оказаться полезным – или наоборот, но она обязана отыскать способ прибрать их к рукам.

– Расследованием занимаются Айз Седай, – сказала Кадсуане вкрадчиво. – Мы должны следовать закону Башни. – В вольной интерпретации, естественно. Она всегда полагала, что дух закона гораздо важнее, чем буква.

Харине зашипела, как змея, и вновь пустилась разглагольствовать о своих правах, перемежая объяснения требованиями, однако Кадсуане слушала ее вполуха.

Она могла понять Эриан, светлокожую, черноволосую иллианку, с жаром настаивавшую, что должна быть на стороне мальчика, когда он выйдет на Последнюю Битву. И Белдейн, которая столь недавно заслужила шаль, что ее черты еще не успели приобрести безвозрастности; она была преисполнена решимости во всем быть образчиком Зеленой сестры. И Элзу, андорку, на чьем привлекательном лице пылали глаза, когда она говорила, что уверена: живет он ради сражения с Темным. Еще одна Зеленая, и еще более целеустремленная, чем большинство прочих. Несан, склонившаяся над книгой и напряженно вчитывавшаяся в строчки, походила на черноглазую птицу, рассматривающую червяка. Коричневая, она залезет в ящик со скорпионом, если решит изучить его. Сарен, Белая, пожалуй, изумилась бы, если бы кто- нибудь назвал ее хорошенькой, но она гордилась холодной точностью своей логики: ал’Тор – Дракон Возрожденный, и отсюда логически проистекает, что она должна следовать за ним. Разные причины, идиотские причины, однако Кадсуане могла бы принять их, если бы не прочие обстоятельства.

Дверь в зал открылась, пропуская Верин и Сорилею. Морщинистая, беловолосая айилка передала что-то маленькое Верин, и Коричневая сестра засунула это в свой поясной кошель. На простом бронзового цвета платье Верин была приколота брошь в виде цветка – единственное украшение, которое Кадсуане видела на ней, не считая кольца Великого Змея.

– Это поможет тебе заснуть, – сказала Сорилея, – но не забудь: только три капли в воду или всего одну в вино. Чуть больше, и проспишь день, а то и дольше. Намного больше, и не проснешься никогда. На вкус его не определить, поэтому будь очень осторожна.

Итак, у Верин тоже нелады со сном. После бегства мальчика из Солнечного дворца Кадсуане ни разу не удалось как следует выспаться. Если в скором времени она не поспит как следует, то точно кого-нибудь укусит. Несан и ее компания с тревогой посматривали на Сорилею. Мальчик их самих сделал ученицами у Хранительниц Мудрости, и они уже поняли, что к своим ученицам айилки относятся очень и очень серьезно. Стоит Сорилее щелкнуть пальцами, и конец их праздному утру.

Харине подалась вперед на своем стуле и кончиками пальцев легонько стукнула Кадсуане по щеке.

– Ты меня не слушаешь, – резко сказала она. Лицо ее походило на грозовую тучу, а лицо ее Госпожи