– Эй вы, псы шелудивые! Прочь с дороги!

Солдаты мгновенно расступились, образовав узкий проход. Интересно, подумал Перрин, что будет, вздумайся мне назвать «шелудивым псом» кого из двуреченцев? Небось, схлопочу по носу? Надо будет попробовать.

Нурелль и другие офицеры уже расспрашивали разведчиков, которые, как оказалось, привели на аркане семерых пленников. Понурые, со связанными за спиной руками, с веревочными петлями на шеях, они взирали на солдат кто со страхом, кто с вызовом, а некоторые с тем и другим одновременно. Их некогда вполне приличная одежда стояла колом от застарелой грязи. Сильно пахло древесной гарью. Копоть покрывала и лица всадников, а иные из них, похоже, получили ожоги. Тут же, хмуро разглядывая пленников, стоял Айрам.

– Что случилось? – требовательно спросил Галленне, подбоченясь и расставив ноги. Его единственный глаз горел гневом так, что этого огня вполне хватило бы и на оба. – Я посылаю разведчиков за сведениями, а не за какими-то оборванцами!

– Милорд, – откликнулся Нурелль, – позвольте Ортису доложить. Он был там. Десятник Ортис!

Средних лет солдат соскочил с седла и поклонился, прижав к сердцу руку в латной рукавице. Под ободом простого шлема, без плюмажей и прилаженных по сторонам крыльев, отличавших офицеров, на левой щеке виднелся синевато-багровый ожог. Другую щеку до уголка рта пересекал шрам.

– Милорд Галленне, милорд Айбара, – угрюмо заговорил воин. – Мы наткнулись на этих грязных свиней в паре лиг к западу. Они жгли ферму... вместе с обитателями. Какая-то женщина пыталась вылезти в окно, но один из этих мерзавцев ударил ее по голове и затолкал обратно. Зная, как относится к таким делам лорд Айбара, мы вмешались. К сожалению, слишком поздно, никого не удалось спасти. Разбойники бежали, но семерых мы взяли живьем.

– Люди часто пытаются отринуть Свет и вновь обратиться к Тени, – неожиданно промолвил один из пленников. – Им следует напоминать, какова неминуемая расплата. – Высокий, худощавый мужчина с торжественно-надменным лицом говорил звучно, и манера речи выдавала в нем человека начитанного, хотя одежда его была не чище, чем у прочих, и не брился он два или три дня. По всей видимости, Пророк не одобрял трату времени на такие пустяки, как бритье. Или мытье. Связанный, с петлей на шее, пленник не выказывал ни малейших признаков страха.

– Кого могут напугать эти солдаты? – презрительно процедил он. – Пророк Лорда Дракона, да благословит Свет его имя, разгромил армии, не идущие ни в какое сравнение с подобным отребьем. Конечно, вы можете убить нас, но мы будем отомщены, когда Пророк напитает землю вашей кровью. Никто из вас не переживет нас надолго. Пророк восторжествует в крови и пламени!

Последние слова прогремели как колокол. Пленник горделиво выпрямился, а по толпе прокатился приглушенный ропот. Солдаты прекрасно знали, что Масима и вправду громил армии, намного превосходившие числом их отряд.

– Всех повесить! – коротко приказал Перрин. Он снова услышал гром.

Огласив приговор, Перрин заставил себя проследить за исполнением. Впрочем, невзирая на ропот, солдаты выполнили приказ с готовностью. Когда наброшенные на шеи веревки стали перекидывать через сук, некоторые из пленников завопили. Один, когда-то весьма толстый, судя по болтавшимся на месте двойного подбородка складкам кожи, истошно кричал, что раскаивается и готов служить любому господину, какому прикажут. Лысый малый, с виду такой же крепкий, как Ламгвин, дергался и визжал, пока петля не передавила ему горло. Только велеречивый глашатай ни о чем не молил и не пытался вырваться. Даже в свой смертный миг он смотрел на всех с вызовом.

– По крайней мере один из них сумел умереть достойно, – проворчал Галленне, когда последний из повешенных перестал биться. Он окинул взглядом тела на деревьях, словно жалея, что агония прекратилась так быстро.

– Эти люди, они ведь служили Тени... – начал Айрам, осекся, но затем продолжил: – Прошу прощения, лорд Перрин, но одобрит ли это Лорд Дракон?

– О Свет! – раздраженно воскликнул Перрин. – Айрам, ты же слышал, что они творили! Ранд своей рукой затянул бы петли на их шеях!

Он верил, что Ранд поступил бы именно так. Хотел верить. Ранд был слишком озабочен тем, чтобы объединить народы перед Последней Битвой, и порой не принимал в расчет, какой ценой достигается объединение.

Опять грянул гром, и на сей раз его услышали все. Люди задирали головы. Громыхнуло ближе, потом еще ближе. Налетел ветер, стих и тут же поднялся снова. На безоблачном небе заблистали синеватые молнии. У коновязей испуганно заржали и забились майенские кони. Гром оглушал, серебристо-голубые зигзаги прочерчивали небосвод, и, хотя солнце светило по-прежнему, на землю пролился дождь. Редкие, крупные капли, ударяясь оземь, поднимали фонтанчики пыли. Перрин невольно стер влагу со своей щеки и в изумлении воззрился на мокрые пальцы.

Гроза прокатилась и унеслась на восток так же стремительно, как и налетела. Иссохшая почва мгновенно впитала дождинки. Солнце пекло, и лишь отдалявшиеся отблески да раскаты заставляли поверить, что все это не почудилось. Галленне с трудом оторвал пальцы от рукояти меча.

– Это... это не может быть делом рук Темного, – пробормотал Айрам и поежился, ибо случившееся мало походило на обычную грозу. – Значит, погода меняется, правда ведь, лорд Перрин? Она снова станет какой была?

Перрин открыл было рот, чтобы запретить Айраму раз и навсегда называть его лордом, но махнул рукой и вздохнул.

– Не знаю, – только и ответил он. Как там говорил Гаул? – Все вокруг меняется, Айрам.

Но никогда прежде Перрин не думал, что измениться придется и ему самому.

В большой конюшне стоял сильный запах прелой соломы и конского навоза. А также крови и горелого мяса. Неподвижный воздух за закрытыми дверями казался густым, как масло. Два фонаря давали так мало света, что большая часть помещения утопала в тени. Лошади в тянувшихся длинными рядами стойлах беспокойно ржали. Подвешенный за запястья к потолочной балке мужчина издал низкий стон, потом зашелся в хриплом кашле и уронил голову на грудь. Он был рослым и мускулистым, отчего ему приходилось еще тяжелее.

Неожиданно Севанна поняла, что грудь пленника больше не колышется. Блеснули красные и зеленые самоцветы – движением унизанных перстнями пальцев она указала на труп Риэль.

Женщина с огненными волосами подняла голову пленника, приподняла веко, а потом припала ухом к груди, не обращая внимания на все еще тлевшие лучины в его теле. Затем раздраженно хмыкнула и, выпрямившись, сказала:

– Он мертв. Нам следовало, Севанна, предоставить это Девам или Черным Глазам. Не сомневаюсь, мы загубили его по своему невежеству.

Севанна поджала губы и натянула шаль, так что заклацали браслеты, украшавшие предплечья до самых локтей. Носить такое обилие золота и поделочной кости было, пожалуй, тяжеловато, однако Севанна, будь это возможно, надела бы все украшения, какие имела. Остальные присутствовавшие женщины промолчали. Хранительницам Мудрости действительно не полагалось допрашивать пленных, но Риэль прекрасно знала, почему им пришлось заняться этим самим. Единственный уцелевший из десяти всадников, возомнивших, что им под силу справиться с дюжиной Дев (потому что они сидят на лошадях), был также и первым из Шончан, попавшим им в руки за десять дней, прошедших с момента прибытия в этот край.

– Он слишком упрямо боролся с болью, Риэль, – сказала наконец Сомерин, покачав головой. – Иначе бы не умер. Сильный мужчина, для мокроземца очень сильный, но он не умел принимать боль. Однако мы немало узнали от него.

Севанна покосилась на Хранительницу, пытаясь понять, не в насмешку ли это сказано. Не уступавшая