дело ее подталкивала, сшибла ее с ног подножкой. Майгдин плюхнулась в снег и села с такими круглыми глазами, что Фэйли рассмеялась бы, если бы не чувствовала жалости. Потом Аллиандре, согнувшаяся чуть ли не вдвое, пряча свою наготу. Потом две Девы приволокли обнаженную Аррелу, почти сомлевшую от стыда. Наконец еще один рослый айилец принес, держа под мышкой, точно сверток, бешено лягавшуюся Ласиль.

– Остальные мертвы или бежали, – заявил он, бросив кайриэнку рядом с Фэйли. – Севанна будет довольна, Эфалин. Ей очень нравится, когда захватывают людей, которые носят шелка.

Фэйли не сопротивлялась, когда ее поставили на ноги и во главе пленников пустили торить дорогу в снегу. Бороться она не могла, слишком была ошеломлена. Парелиан мертв, Аррела и Ласиль захвачены в плен, как и Аллиандре, и Майгдин. Свет, кто-то же должен предупредить Перрина о Масиме... И тут на нее обрушился последний удар. Вот она – дрожит, скрежещет зубами, чтобы они не стучали, всем своим видом стараясь показать, что вовсе не она, связанная и в чем мать родила, бредет в неизвестность. И, в довершение всего, надеется, что Берелейн, эта ластящаяся кошка, – эта жеманная девка! – сумела спастись и доберется до Перрина. Какой ужас!

Эгвейн пустила Дайшара шагом вдоль колонны своих подопечных: сестер верховых и пеших, Принятых и послушниц. На почти безоблачном небе сияло солнце, но из ноздрей мерина вырывался парок. Позади Эгвейн ехали Шириам и Суан, тихонько обсуждая сведения, доставленные соглядатаями Суан. Эгвейн и без того считала огненноволосую женщину весьма расторопной Хранительницей Летописей, но день ото дня Шириам, казалось, все более усердно исполняет свои обязанности. Следом на коротконогой кобыле ехала Чеза, на тот случай, если Амерлин что-то понадобится. Служанка вновь бурчала, что эти неблагодарные мерзавки Мери и Селейм сбежали, бросив ее работать за троих. Двигались всадницы медленно, и Эгвейн старательно избегала смотреть на колонну.

Месяц набора, месяц, когда в книгу послушниц могла записаться любая, – и число желающих стать Айз Седай оказалось поразительно велико. Женщины всех возрастов устремились потоком, приходили чуть ли не за сотни миль! Теперь послушниц в колонне было вдвое больше прежнего. Почти тысяча! Большинство из них так и не получит шали, но число впечатляло. Из-за некоторых могли возникнуть мелкие неприятности, а на одну, бабулю по имени Шарина, которая была сильнее даже Найнив, чуть ли не все глядели с изумлением. Однако Эгвейн отворачивалась вовсе не потому, что мать ругалась с дочерью (дочь со временем обещала стать сильнее матери), и потому, что знатные дамы начали подумывать, не допустили ли они ошибки, записавшись, и потому, что не желала встречаться взглядом с Шариной. Седовласая женщина подчинялась всем правилам и выказывала соответствующее уважение, но от нее исходила такая Сила, что даже некоторые сестры смотрели на нее с опаской. Эгвейн не хотела видеть молодых женщин, присоединившихся к ним два дня назад. Две сестры, что привели новеньких, больше изумились тому, что обнаружили на месте Амерлин Эгвейн, а их подопечные этому просто не могли поверить: как, Эгвейн ал’Вир, дочка мэра из Эмондова Луга?

Свою армию Гарет Брин тоже выстроил широкой колонной, кавалерия и пехота ровными рядами тянулись вдаль и скрывались среди деревьев. Лучи бледного солнца блестели на кирасах, шлемах, наконечниках пик. Лошади нетерпеливо переступали копытами.

Брин шагом направил своего крепконогого жеребца навстречу Эгвейн прежде, чем она добралась до Восседающих. Те, сидя верхом, ожидали ее на большой поляне впереди колонн. Брин улыбнулся Эгвейн из- за решетчатого забрала. Улыбка показалась ей ободряющей.

– Прекрасное утро, Мать, – промолвил он.

Эгвейн лишь кивнула, и он пристроился позади, рядом с Суан, которая чуть ли не сразу принялась на него шипеть. Эгвейн не была уверена, до чего Суан с ним договорилась, но в присутствии Эгвейн она теперь редко на него жаловалась, а при нем так вообще никогда. И девушка была рада, что Брин тут. Престол Амерлин чувствовала, что этим утром ей очень не помешает его поддержка.

Восседающие выстроились в ряд возле деревьев, а еще тринадцать сестер сидели на лошадях чуть в стороне, внимательно глядя на Восседающих. Романда и Лилейн чуть ли не одновременно послали своих коней вперед, плащи развевались у них за спинами, копыта взрывали снег. Эгвейн не удержалась от вздоха. Совет повиновался ей, потому что иного выбора не было. Да, они подчинялись во всем, что касалось войны с Элайдой, но Свет, как они играют словами и придираются, решая, что именно относится к вопросам войны или нет. И порой добиться от них чего-нибудь все равно что козла доить! Всегда отыщут какой-нибудь способ обойти женщину любого возраста, за исключением разве что Шарины. Та даже на Романду произвела впечатление.

Романда и Лилейн остановили лошадей перед Эгвейн, но не успели Восседающие и рта раскрыть, как Амерлин заговорила:

– Настало время, дочери мои, и незачем тратить время на пустую болтовню. Приступайте.

Романда хмыкнула; судя по всему, Лилейн тоже хотелось фыркнуть. Как одна, они развернули лошадей, затем ожгли друг друга сердитыми взглядами. События минувшего месяца только усугубили их взаимную неприязнь. Уступая, Лилейн гневно мотнула головой, а Романда криво усмехнулась. Эгвейн тоже чуть не улыбнулась. В Совете ее главной опорой по-прежнему была взаимная враждебность.

– Престол Амерлин повелевает начинать, – возвестила Романда, величественно подняв руку.

Тринадцать женщин возле Восседающих охватило свечение саидар, охватило всех разом, и в центре поляны возникла вертикальная серебристая полоса, раскрывшаяся в переходные врата – десять шагов высотой и в сотню шириной. С той стороны посыпались снежинки. Резкие выкрики приказов полетели по колонне солдат, первой во врата устремилась тяжелая бронированная кавалерия. Кружащийся по ту сторону снег падал густо, почти ничего не было видно, но Эгвейн почудилось, будто она различила Сияющие Стены Тар Валона и саму Белую Башню.

– Началось, Мать, – промолвила Шириам, едва ли не с удивлением.

– Началось, – согласилась Эгвейн. И если будет на то воля Света, вскоре Элайда падет. Следовало обождать, пока Брин не отправит через врата достаточное число солдат, но девушка не выдержала. Ударив каблуками Дайшара, она устремилась в снегопад, на равнину, где чернела вдали Драконова гора и в белом небе над нею курился дымок.

Зимние ветры и снегопады если и не остановили до весны купеческие караваны, то сильно замедлили их продвижение, а из каждых трех отправленных купцами почтовых голубей два гибли в когтях ястребов или замерзали от холода, но по рекам, не скованным льдом, продолжали плавать суда, и слухи бежали быстрее молнии. Тысячи слухов; каждый порождал тысячу новых, которые всходили и буйно росли на снегу и льду, точно сорняки на плодородной земле.

У Тар Валона, утверждали одни, сразились громадные армии, и улицы города залиты кровью, а мятежные Айз Седай выставили на пике голову Элайды а’Ройхан. Нет, Элайда махнула рукой, и уцелевшие бунтовщицы пали к ее ногам, моля о пощаде. Да не было никаких мятежниц, Белая Башня всегда была едина, какой раскол, о чем вы? Это Черная Башня разбита, интригами и мощью Айз Седай, и по всем странам Аша’маны гоняются за Аша’манами. Белая Башня разрушила в Кайриэне Солнечный Дворец, и сам Возрожденный Дракон связанным предстал пред Престолом Амерлин и стал орудием в ее руках. По другим слухам, с ним повязаны узами Айз Седай, а еще с Айз Седай связаны узами Аша’маны, только мало кто верит такой чепухе.

Вернулись войска Артура Ястребиное Крыло и намерены возродить его погибшую империю, и Шончан расчищают им дорогу. Они даже одолели Возрожденного Дракона и изгнали его из Алтары. Нет, Шончан явились служить ему. Нет-нет, он сбросил Шончан в море, истребив их армии до последнего человека. Шончан увезли с собой Возрожденного Дракона, дабы поставить его на колени перед своей Императрицей. Возрожденный Дракон погиб, и многие скорбели по нему, оплакивали его, но не меньшее число радостно праздновало его смерть.