Ранда больше не удивляло, почему.

Он отдал негромкий приказ, и Флинн, растерявшись от неожиданности, моргнул, прежде чем присоединиться к остальным и свить девятые Переходные врата. Ни один из созданных проходов не превосходил размерами тот, какой мог бы открыть сам Ранд, но в каждый могла въехать подвода. Поначалу Ранд собирался открыть проход сам, но, упустив саидин и памятуя о своих головокружениях, решил не рисковать на глазах у остальных. Он приметил одинаковые понимающие улыбки на губах Гедвина и Рочайда. А потом хмурый взгляд Дашивы, губы которого шевелились, словно тот говорил сам с собою. Почудилось ему, или Наришма тоже смотрел искоса? И Эдли? Морр?

Ранд поежился и заставил себя отогнать бессмысленные подозрения. Недоверие к Гедвину и Рочайду диктовалось здравым смыслом, но вот не было ли все остальное признаком начинающейся болезни, которую Найнив, кажется, называла «манией»? Болезни, представлявшей собой разновидность безумия и заключавшейся в мрачной подозрительности по отношению ко всему и всем. В детстве один из Коплинов, Бенли, умер от голода, отказываясь есть из опасения, что ему подложат отраву. Бенли Коплину казалось, будто против него злоумышляют все вокруг.

Нагнувшись к шее Тай’дайшара, Ранд пятками направил мерина сквозь самый большой проход, открытый, так уж получилось, Флинном. Он первым ступил на почву Алтары.

Остальные быстро последовали за ним – в первую очередь Аша’маны. Дашива и Наришма еще хмуро поглядывали в сторону Ранда, но Гедвин тут же направил своих солдат вперед. Один за другим они открывали проходы, заводили в них под уздцы коней и исчезали. Яркие вспышки, говорившие об открывавшихся и закрывавшихся проходах, стали появляться на дальнем конце долины. Для Перемещения на близкое расстояние не требовалось запоминать отправную точку, и такой способ позволял двигаться гораздо быстрее любого всадника. Вскоре, не считая Гедвина и Рочайда, на месте остались лишь Посвященные, удерживавшие проходы. Прочие Аша’маны, развернувшись веером, удалились на запад в поисках Шончан. Салдэйцы, пройдя из Иллиана в Алтару, тут же вскочили в седла, пехотинцы из Легиона с арбалетами наготове рассыпались по лесистым склонам. Здесь, в горах, кавалерия не имела перед ними преимущества в скорости.

Остальная армия еще втягивалась сквозь проходы, а Ранд уже ехал по долине, следуя за вспышками Перемещений Аша’манов. Позади высился сплошной горный массив, стеной отгораживавший Бездну, на западе зубчатый кряж тянулся почти до Эбу Дар. Ранд тронул поводья и пустил коня легким галопом.

Башир нагнал Ранда прежде, чем тот добрался до перевала. Его небольшой гнедой – салдэйцы редко ездили на крупных конях – отличался примечательной резвостью.

– Шончан здесь, кажется, нет, – почти равнодушно пробормотал Башир, усмехнувшись в усы, – но могли и быть. Я последовал за живым Возрожденным Драконом, а если Дракон погибнет, у Тенобии появится отличный повод насадить мою голову на пику.

Ранд нахмурился. Возможно, ему следовало взять с собой Флинна: пусть бы прикрывал спину. И Наришму... Ведь Флинн спас ему жизнь, почему же не положиться на его верность? Впрочем, люди меняются. А Наришма? Даже после того... Ранд ощутил холодок, вспомнив о недавнем отчаянном риске. Нет, мания тут ни при чем. Наришма доказал свою верность, но риск все равно граничил с безумием. Равно как и бегство от взглядов, возможно, лишь почудившихся ему, бегство в неизвестность. Правота Башира не вызывала сомнений, но говорить об этом Ранд не хотел.

На поднимавшемся к перевалу склоне громоздились камни и валуны всевозможных размеров. Среди них угадывались обломки исполинской статуи: некоторые выветрились настолько, что стали почти неотличимы от природного камня, но другие еще сохраняли форму, приданную ваятелями. Огромная, почти по грудь взрослому мужчине, кисть руки сжимала рукоять обломанного меча. Каменную голову с женским, чего не скрывала даже густая сеть трещин, лицом венчала корона, словно бы из устремленных остриями вверх кинжалов. Иные зубцы еще сохранились.

– Кем она была, как думаешь? – спросил Ранд, сам понимая, что, конечно же, королевой. Даже если в давние времена купцов или ученых венчали чем-то вроде корон, таких изваяний всегда удостаивались лишь правители или полководцы.

Башир повернулся в седле, присмотрелся и лишь после того ответил:

– Бьюсь об заклад, что королевой Шиоты. Памятник никак не древнее. Раз мне случилось видеть статую времен Эхарона. Она выветрилась так, что никто не взялся бы судить, мужчина это или женщина. Наверняка завоевательница – иначе ее не изваяли бы с мечом. Да, кажется, припоминаю – в Шиоте такую корону возлагали на голову правителя, расширившего пределы страны. Может, ее называли Короной Мечей, а? Коричневая сестра наверняка рассказала бы побольше.

– Это не важно, – досадливо буркнул Ранд. Каменные зубья и впрямь походили на мечи.

Но Башир, насупив седеющие брови, продолжал говорить, серьезно и с оттенком печали.

– Полагаю, тысячи людей восхищались ею, провозглашали надеждою Шиоты, а возможно, даже верили, что она таковой являлась. В те времена ее могли бояться и почитать, как позднее – Артура Ястребиное Крыло, но теперь и Коричневые сестры не скажут, какое имя она носила. Как только человек умирает, люди начинают забывать, кем он был, что делал или пытался делать. Рано или поздно все умирают и рано или поздно всех забывают, но нет никакого распроклятого смысла умирать раньше своего часа.

– Я и не собираюсь, – резко отозвался Ранд. Он знал, где собирается умереть, если и не знал когда. Во всяком случае, считал, что знает.

Внезапно краешком глаза Ранд уловил движение. Внизу, шагах в пятидесяти позади, где сквозь каменную россыпь пробивались кусты и низкорослые деревца, выступивший на открытое пространство мужчина поднял лук и плавным движением натянул тетиву до щеки. Казалось, все произошло в одно мгновение.

Взревев, Ранд круто развернул Тай’шайдара, стараясь выиграть время, пока лучник сменит прицел. Он ухватился за саидин: сладостная полнота устремилась в него вместе с мерзостью порчи. И тут же голова пошла кругом. В глазах двоилось: в него целилось два лучника. Неистовый поток Силы протекал сквозь него, грозя иссушить в пепел, заморозить в лед. Он не мог обуздать эту волну, его хватало лишь на то, чтобы оставаться в живых. Ранд отчаянно пытался прояснить зрение; чтобы свить потоки, которые из-за почти столь же неистового, как и сама Сила, головокружения, ему едва удавалось сформировать, требовалось видеть более отчетливо. Послышался крик Башира. Оба лучника спустили тетивы.

Ранд должен был умереть: на таком расстоянии не промахнулся бы и мальчишка. Но, возможно, его спасло везение та’верена. В самый момент выстрела прямо из-под ног стрелявшего с громким щебетом вспорхнула стайка серокрылых перепелов. Маловато, чтобы отвлечь тренированного стрелка; и действительно, он сбился с прицела только на волосок. Ранд ощутил ветерок, стрела просвистела у самой его щеки.

И тут лучника поразили огненные шары, каждый размером с кулак. Истошный вопль сотряс воздух, когда все еще сжимавшая лук оторванная рука отлетела в сторону. Почти одновременно второй шар угодил в колено левой ноги, и кричащий человек упал.

Ранд свесился с седла, его вырвало. Казалось, желудок стремился освободиться от съеденного. Словно вместе со рвотой исчезла Пустота, а с нею и саидин. Все, что он мог сейчас, это не упасть.

Когда ему наконец удалось выпрямиться, Башир молча протянул белый льняной платок. Салдэйец озабоченно хмурился. Ранд вытер рот, думая, что, наверное, бледен как мел. В уже опустошенном желудке продолжались спазмы. Он глубоко вздохнул. Терять саидин так, как это случилось, – смертельно опасно, но он, по крайней мере, мог ощутить Источник. Значит, саидин не выжгла его. И зрение снова стало нормальным. Во всяком случае, перед ним сидел в седле только один Даврам Башир. Однако казалось, что все болезненные ощущения снова стали толику сильнее, как бывало теперь после каждого прикосновения к Источнику.

– Посмотрим, что осталось от этого малого. Может, удастся порасспросить, – сказал он Баширу. Но расспрашивать было уже некого.

Рочайд стоял на коленях, спокойно обшаривая обгоревший, окровавленный кафтан мертвеца. Мало того, что лучник потерял руку и ногу, так еще и в груди темнело выжженное отверстие размером с голову. Но лицо осталось неповрежденным, и в этом человеке, глядевшем в небо невидящими глазами, Ранд узнал