торговца. Возможно, наяву она приземистая и некрасивая, но во сне видела себя именно такой.

Лучше бы попытаться проникнуть в сон Логайна, чем Могидин. Эгвейн, конечно, все равно не смогла бы выяснить, где он сейчас, но по крайней мере получила бы некоторое представление о его планах. Конечно, оказаться втянутой в его сон вряд ли доставит ей намного больше удовольствия, чем попасть в сон Могидин. Он ненавидел всех Айз Седай. Устроить ему побег было необходимо – есть вещи, которые иногда приходится делать, несмотря на все последствия; Эгвейн могла лишь надеяться, что цена окажется не слишком высока. Забудь о Логайне. Опасность таилась в Могидин, которая могла последовать за ней даже сюда – особенно сюда, – которая...

Внезапно Эгвейн почувствовала, что ей стало очень тяжело двигаться. Из горла вырвался раздраженный звук, больше всего похожий на стон. Прекрасное платье превратилось теперь в стальные доспехи вроде тех, которые носила тяжелая конница Гарета Брина. Голова казалась громоздкой и неуклюжей, точно на ней покоился шлем с гребнем в виде Пламени Тар Валона. Очень неприятное ощущение. Она-то считала, что способна держать себя в руках и не терять контроля над Миром Снов.

Однако, собрав волю в кулак, она изменила ставший почти свинцово тяжелым доспех на то платье, которое обычно надевала, встречаясь с Хранительницами Мудрости. Для этого нужно лишь хорошо представить себе, чего она хочет. Длинная юбка из темной шерсти, свободная белая рубашка из алгода – именно так она одевалась, пока училась у них, – шаль с бахромой настолько густого зеленого цвета, что казалась почти черной, и косынка, покрывающая волосы и завязанная сзади. Эгвейн, конечно, не стала воспроизводить их драгоценности, все эти ожерелья и браслеты. Хранительницы Мудрости обязательно стали бы подтрунивать над ней по этому поводу. Такие коллекции создавались годами, вряд ли ей удалось бы точно скопировать все эти украшения в течение нескольких мгновений сна.

– Логайн отправился в Черную Башню, – громко произнесла она, надеясь, что так и было; по крайней мере она очень рассчитывала на то, что там его смогут держать в узде. Если его схватят и укротят снова, Ранд не сможет обвинить в этом ни одну из сестер, которые присоединились к Эгвейн. – А Могидин не знает, где я сейчас, – как можно увереннее добавила она.

– С какой стати ты опасаешься этой Предавшейся Тени? – спросил голос сзади, и Эгвейн от неожиданности взвилась в воздух.

Эгвейн находилась в Тел’аран’риоде и была ходящей по снам, поэтому нечего удивляться, что, прежде чем прийти в себя, она успела подскочить до высоты, значительно превышающей ее собственный рост. Да уж, подумала она, плывя в пустоте, не очень- то далеко я ушла от начинающих. Если так будет продолжаться, скоро я начну вскакивать в постели, когда Чеза пожелает мне доброго утра.

Надеясь, что покраснела не слишком заметно, Эгвейн медленно опустилась; возможно, ей даже удалось сделать это хотя бы с некоторым достоинством. Возможно. И все же морщины на немолодом лице Бэйр проступили рельефнее, чем обычно. Она улыбалась от уха до уха. В отличие от двух других женщин, также присутствующих здесь, она не была способна направлять, но для хождения по снам это не имело значения. Бэйр была так же искусна в этом, как любая другая из них, а в чем-то даже и больше. Эмис тоже улыбалась, хотя и не так широко, а золотоволосая Мелэйн откровенно расхохоталась, откинув назад голову.

– Никогда не видела, чтобы кто-то... – только и смогла произнести Мелэйн. – Надо же! Прямо как кролик. – Она легонько подпрыгнула, взлетев вверх на целый шаг.

– Недавно я... сделала кое-что, что не доставило удовольствия Могидин, – сказала Эгвейн. Ей очень нравилась Мелэйн. С недавних пор эта женщина носила в себе ребенка – точнее, двух – и, наверно, поэтому стала гораздо менее колючей. Мысленно гордясь собственной сдержанностью, Эгвейн никак не проявила своих чувств. – Я и мои друзья... Мы задели ее гордость, чтобы не сказать больше. Уверена, что она с радостью поквиталась бы со мной.

Под влиянием внезапного порыва Эгвейн опять изменила свое одеяние – на платье для верховой езды из блестящего зеленого шелка, похожее на то, которое она носила теперь каждый день. На пальце появилось золотое кольцо Великого Змея. Эгвейн не могла рассказать этим женщинам всего, но они были ее друзьями и заслуживали того, чтобы узнать все, что можно.

– Рана, нанесенная гордости, помнится дольше, чем телесная. – Голос у Бэйр был высокий и тонкий, но в то же время на удивление сильный; точно железная свирель.

– Расскажи нам об этом, – заинтересованно попросила Мелэйн. – Ты посрамила ее? Как? – Чувствовалось, что сообщение Эгвейн доставило ей такое же удовольствие, как и Бэйр. Живя в жестокой стране, человек либо обретает способность смеяться над жестокостью, либо проводит всю жизнь в слезах; айильцы, жители Трехкратной Земли, уже давно научились в таких случаях смеяться. Кроме того, посрамить врага считалось у них своего рода искусством.

Эмис сказала, внимательно изучив новый наряд Эгвейн:

– Полагаю, с этим можно подождать. Ты сказала, что хочешь с нами поговорить. – Она жестом указала на то место в центре зала, как раз под вершиной огромного купола, где любили беседовать Хранительницы Мудрости.

Еще одна загадка для Эгвейн – почему им нравилось именно это место? Айилки уселись на пол, скрестив ноги и расправив юбки, всего в нескольких шагах от воткнутого в каменные плиты пола предмета, который выглядел как меч, сделанный из мерцающего хрусталя. Сам по себе он не много для них значил – в их пророчествах о нем не упоминалось, – тем не менее именно здесь они всегда располагались.

Упоминаемый во многих сказаниях Калландор, хотя и выглядел как меч, на самом деле таковым не являлся, а был одним из поистине самых могущественных мужских са’ангриалов, которые когда-либо создавались в Эпоху Легенд. Мужской са’ангриал... Мысль о нем вызывала у Эгвейн легкий трепет. Одно дело, когда единственным, кто мог его использовать, был Ранд. Не считая Отрекшихся, конечно. Но теперь появились еще и Аша’маны. С Калландором любой способный направлять мужчина в состоянии зачерпнуть столько Единой Силы, чтобы в одно мгновение был способен сровнять с землей целый город, превратив все вокруг в пустыню. Во исполнение Пророчеств Ранд вынес Калландор из Сердца Твердыни, а потом вернул его обратно – по каким-то ему одному ведомым соображениям. Вернул и заключил в ловушку, сотканную из саидин. Здесь, в Мире Снов, эта ловушка тоже имела свое отражение, которое сработает не хуже оригинала, если кто-то попытается завладеть отражением Калландора. Некоторые вещи в Тел’аран’риоде иногда казались даже слишком реальными.

Постаравшись выкинуть из головы Меч-Который-не-Меч, Эгвейн остановилась перед женщинами. Они повязали шали вокруг бедер и расшнуровали рубашки, именно так айилки любили посидеть с подругами в своих палатках после захода солнца. Эгвейн не стала садиться, а если это придало ей вид просительницы или даже подсудимой, то, по сути, так оно и было. В глубине души Эгвейн до некоторой степени именно так себя и чувствовала.

– Я не рассказывала вам, зачем меня призвали, когда я была с вами, а вы никогда об этом не спрашивали.

– Расскажешь, когда сочтешь нужным, – добродушно отозвалась Эмис. Казалось, она тех же лет, что и Мелэйн, несмотря на седые, как у Бэйр, ниспадающие до пояса волосы. Она начала седеть, когда была немногим старше Эгвейн. Среди этих трех женщин несомненно именно она была главной. Не Бэйр. Эгвейн всегда интересовало, сколько же на самом деле Эмис лет, но это не тот вопрос, который можно задавать Хранительнице Мудрости. Так же как Айз Седай.

– Оставляя вас, я была одной из Принятых. Вам известно о расколе в Белой Башне.

Покачав головой, Бэйр состроила гримасу; слышать-то она об этом слышала, но не понимала. Никто из Хранительниц не понимал. С точки зрения айильцев, это было совершенно нелепо. Как если бы раскололся клан или воинское сообщество и отдельные части ополчились друг на друга. Все случившееся лишь подтверждало их мнение относительно Айз Седай, сводившееся к тому, что эти последние часто ведут себя совершенно несоответственно своим возможностям и положению. Эгвейн продолжала рассказывать, удивляясь, как спокойно звучит ее голос:

– Сестры, которые были против Элайды, избрали меня на Престол Амерлин. Когда Элайду сместят, я