наблюдать за ними, а потом доложить Ранду. А ведь стоило им хоть раз оглянуться, и они поняли бы, что ему нет до них никакого дела.

Подойдя к Фэйли, Перрин взял ее за руку и, вдохнув, отчетливо ощутил исходящий от нее запах. Теперь, когда он находился совсем рядом, остальные запахи не мешали ему. Все отступило, осталась только она одна. Фэйли вытащила откуда-то красный кружевной веер и, прежде чем раскрыть его, прикоснулась сначала к своей щеке, потом к щеке мужа. В ее родной Салдэйе существовал целый язык вееров. Это прикосновение было совсем легким. Хотел бы он знать, что оно означает; наверно, что-то хорошее. С другой стороны, в ее запахе присутствовал оттенок обиды, который был ему слишком хорошо знаком.

– Зря он не отправил ее на плаху, – пробормотал Добрэйн, и Перрин пожал плечами, испытывая неловкость. По тону Добрэйна невозможно было определить, что он имеет в виду – что так все было бы по закону или что так было бы милосерднее. Добрэйн не понимал, почему Ранд поступил так. Наверно, Ранд в каком-то смысле перерос его.

Веер Фэйли теперь еле двигался, она искоса взглянула на Добрэйна поверх красных кружев.

– Наверно, для всех было бы лучше, если бы она умерла. Она заслужила возмездие. Что вы будете делать, лорд Добрэйн? – Несмотря на то что Фэйли не смотрела ему в лицо, взгляд ее был настойчив и многозначителен.

Перрин нахмурился. Ни слова ему, зато вопросы к Добрэйну? И в ее запахе чувствовался оттенок ревности, заставивший его вздохнуть.

Кайриэнец ответил ей спокойным взглядом, засовывая перчатки за пояс, на котором висел меч:

– То, что мне приказано. Я верен своим клятвам, леди Фэйли.

Веер хлопком открылся и закрылся, быстрее, чем мысль.

– Он действительно отослал Айз Седай к айильцам? Они и вправду пленницы? – недоверчиво спросила Фэйли.

– Только некоторые, леди Фэйли. – Добрэйн, казалось, колебался. – Остальные на коленях дали ему клятву верности. Это я видел своими собственными глазами. Они тоже у айильцев, но не думаю, что их можно назвать пленницами.

– И я тоже это видел, миледи. – Айрам подошел поближе, и на лице его расплылась широкая улыбка, когда Фэйли взглянула на него.

Красное кружево замелькало быстрее. Фэйли, казалось, не отдавала себе отчета в том, что движения веера связаны с ее реакцией на услышанное.

– Значит, вы оба все видели. – Облегчение, которое ощущалось в ее голосе – и запахе, – было настолько сильным, что Перрин удивленно посмотрел на жену.

– Как это понимать, Фэйли? С какой стати Ранд стал бы лгать, в особенности о том, что происходило у всех на глазах?

Вместо того чтобы тут же ответить, Фэйли, нахмурив брови, посмотрела на Колавир:

– Она все еще без сознания? Хотя это не имеет значения. Она знает больше того, о чем я сказала. Ей известно все, что мы с таким трудом старались сохранить в тайне. Она слишком разоткровенничалась с Майре. Ей слишком много известно.

Добрэйн не слишком нежно и довольно неуклюже приподнял веко Колавир.

– Точно удар булавы. Жаль, что она не сломала себе шею о ступени. Теперь ей придется отправиться в изгнание и научиться обрабатывать землю.

К запаху Фэйли прибавился оттенок досады и тут же исчез.

Внезапно – точно удар молнии! – до Перрина дошло, на что намекала его жена и что Добрэйн отверг, хотя и достаточно уклончиво. Каждый волосок на его теле встал дыбом. С самого начала Перрин знал, что женился на очень опасной женщине. Хотя опасная – это еще слабо сказано. Айрам смотрел на Колавир. Дурные мысли, бродившие в голове, заставили его лицо потемнеть, а губы искривиться. Этот человек готов был сделать для Фэйли все, что угодно.

– Не думаю, что Ранду понравится, если что-то помешает ей добраться до этой самой фермы, – твердо сказал Перрин, посмотрев поочередно на Айрама и Фэйли. – Мне это тоже не понравилось бы. – Он подумал, что может гордиться собой. Как-никак и ему удалось сказать то, что он хотел, не называя вещи своими именами, так же, как до этого поступили они.

Айрам коротко наклонил голову – он понял, но Фэйли, прикрывшись порхающим веером, сделала невинные глаза, выражение которых должно было убедить, что она понятия не имеет, о чем говорит Перрин. И тут до него дошло, что запах страха исходил не только от людей, все еще толпившихся в дверях. Тонкая, дрожащая струйка его тянулась и от Фэйли. Страх, который она пыталась скрыть и который все же несомненно присутствовал.

– В чем дело, Фэйли? О Свет, ты, наверно, подумала, что победили Койрен и все остальные Айз Седай, а не... – Выражение ее лица не изменилось, но струйка страха стала гуще. – Вот почему ты заговорила не сразу, да? – мягко спросил Перрин. – Ты боялась, что мы появились тут по их приказу, точно марионетки, которых они дергают за ниточки?

Фэйли бросила быстрый взгляд через Большой Зал на людей, толпившихся в дверях. Они были достаточно далеко и по-прежнему создавали приличный шум, но она все равно понизила голос:

– Я слышала, что Айз Седай способны на это. Муж мой, никто лучше меня не знает, что даже Айз Седай было бы очень трудно заставить тебя плясать под свою дудку, точно марионетку, может, еще труднее, чем человека, который всего лишь Дракон Возрожденный. Но когда вы вошли, я испугалась так, как не пугалась ни разу с тех пор, как ты уехал.

Вначале ее слова звучали почти шутливо – точно крошечные пузырьки защекотали нос; на Перрина нахлынули теплая нежность, и любовь, и ее собственный запах, чистый, отчетливый и сильный. Но все это сразу растаяло, оставив ту же тонкую дрожащую струйку страха.

– Ради Света, Фэйли, поверь, все это правда. Каждое слово, сказанное Рандом. Ты же слышала, что говорили Добрэйн и Айрам. – Она улыбнулась, кивнула и снова замахала веером. Однако струйка страха все еще дрожала в его ноздрях. Кровь и пепел, как ее убедить? – Как мне убедить тебя? Ты бы поверила, если бы он у тебя на глазах заставил Верин танцевать са’сара? Она сделает все, что он прикажет.

Он сказал это, просто чтобы разрядить обстановку. Он знал о са’сара лишь то, что танец этот... не слишком приличный; Фэйли однажды призналась, что умеет его танцевать; хотя потом, как обычно, отказывалась от своих слов, говоря, что вовсе не то имела в виду. Перрин сказал это, чтобы разрядить обстановку, но Фэйли закрыла веер и постучала им по своему запястью. Он знал, что это означает. Думай, прежде чем говорить.

– Не знаю, как можно меня убедить, Перрин. – Фэйли еле заметно вздрогнула. – Разве существует что-то, чего Айз Седай не сделает или не вытерпит, если Белая Башня прикажет? Я изучала историю, к тому же умею читать между строк. Машера Донавелле родила семерых детей от человека, которого ненавидела, что бы об этом ни болтали; и Айсибелле Тобани выдала врагам своих братьев, которых любила, а заодно отдала и трон Арад Домана. И Джестиан Редхилл... – Она вздрогнула снова, уже гораздо заметнее.

– Все в порядке, – пробормотал Перрин, обняв ее. Он и сам прочел несколько книг по истории, но эти имена ему ни о чем не говорили. Дочь лорда получает не такое образование, как подмастерье кузнеца. – Это и в самом деле правда.

Добрэйн отвел взгляд, то же сделал и Айрам, но с довольной усмешкой.

В первый момент Фэйли воспротивилась, но не очень сильно. Перрин никогда не знал точно, в какой момент она настроена против объятий на людях, а в какой готова отнестись к ним благосклонно. Ему было известно лишь, что если она не хотела, то умела сделать так, чтобы у него на сей счет не осталось никаких сомнений, с помощью слов или без них. Сейчас она прижалась лицом к груди мужа и крепко обхватила его руками, стискивая все сильнее.

– Если какая-нибудь Айз Седай посмеет обидеть тебя, – прошептала она, – я убью ее. – И Перрин верил ей. – Ты – мой, Перрин т’Башир Айбара. Мой! – И в это он тоже верил.

По мере того как объятия Фэйли становились все горячее, запах ревности усиливался. Перрин чуть не засмеялся. Она способна вонзить в него нож, лишь бы он больше никому не достался. Он и рассмеялся бы, если бы не струйка страха, которая не исчезла. И то, что Фэйли рассказала о Майре. Он не ощущал собственного запаха, но не сомневался, что почувствовал бы в нем. Страх. Старый страх из-за того, что