– Я не знала, что ты уже тут причаливал, – сказала Сильвер успокаиваясь.

– Нет, мне не приходилось, – проворчал Ти. – Не было необходимости.

Он сел удобнее, крепче взялся за рычаги управления, и Сильвер решила больше не отвлекать его разговорами. Она оглянулась на доктора Минченко в кресле инженера позади, чтоб узнать, как он себя чувствует. Его ответная улыбка была ироничной, как бы поддразнивающей – что, мол, волнуешься? Но она заметила, что его рука тоже проверяет ремни.

Твердая поверхность неслась на них. Сильвер почти пожалела, что они не подождали с посадкой до ночи, по крайней мере, она не увидела бы приближения смерти. Конечно, можно закрыть глаза. Она так и сделала, но тотчас же открыла их снова. Зачем упускать последние впечатления в жизни? Ей стало грустно, что она до сих пор ничего не сказала Лео напрямую. Как жаль, что он тоже так и не открылся ей… Перегрузки нарастали. Скорее, скорее..

Шатл ударился о почву, подскочил, снова ударился, зарычал и покатился по ровной потрескавшейся поверхности. Ремень врезался в грудь, когда по инерции она подалась вперед, от вибрации корабля зубы застучали, чуть не прикусив язык.

– Не так гладко, как на бетоне, – прокричал Ти, взглянув наконец на нее, и широко улыбаясь, – но достаточно хорошо при работе на компанию.

Все в порядке, видно, так и должна проходить посадка. Еще немного проехав, они остановились посреди неизвестности. Зубчатые вершины красных гор опоясывали горизонт. Наступило молчание.

– Ну, – сказал Ти, – вот мы и прибыли…

Он рывком освободился от ремней и повернулся к доктору Минченко:

– Теперь что? Где она?

– Будьте так добры, покажите нам окрестности, – попросил доктор.

Пока в мониторе несколько раз проплывал окружающий их изломанный горизонт, Сильвер проверяла новые ощущения. Притяжение не было таким страшным, как рисовала ей Клэр. Похоже на перегрузки при разгоне, только без вибрации, или как на станции Пересадки, но сильнее. Не помешало бы, чтобы сиденье больше соответствовало форме ее тела.

– Что если служба движения Родэо заметила нашу посадку, и «Галак-Тэк» примчится сюда первым? – спросила она.

– Ну, сюда они нас уже пропустили, – сказал Ти, – а вот кто сюда прибудет первым… – как, доктор Минченко?

– Ммм, – сказал он мрачно, но вдруг наклонился к экрану сканера и остановил его. Он показал пальцем на маленькое пятно, как видно, километрах в пятнадцати от них.

– Пыльный смерч? – сказал Ти, явно не поддаваясь возникшей надежде. Он подфокусировал изображение.

– Лендровер, – доктор Минченко довольно улыбался. – Молодец, девочка!

По ровной пустыне быстро шел лендровер с вихрем оранжевой пыли, вьющейся позади. Пять минут спустя машина затормозила и остановилась у переднего люка шатла. Фигура под запыленным прозрачным куполом машины помешкала, надевая кислородную маску, потом купол открылся и сбоку спустился трап.

Доктор Минченко тоже утвердил на носу маску и в сопровождении Ти быстро спустился по трапу шатла, чтобы помочь хрупкой седоволосой женщине, которая возилась с кучей старомодного багажа. Она с явной радостью передавала чемоданы мужчинам, только один черный ящик, напоминающий по форме ложку, она прижимала к груди, никому не доверяя. «Как Клэр прижимает Энди», – подумала Сильвер.

Минченко с большой осторожностью провожал свою жену по лестнице, она с трудом согнула колени, переступая через высокий край герметического люка. Наконец они могли снять маски и говорить свободно.

– Ты в порядке, Уоррен? – спросила мадам Минченко.

– Все прекрасно, – заверил доктор.

– Я почти ничего не взяла с собой. Я никак не могла решить, что выбрать.

– Вот и хорошо, мы сэкономим массу денег на перевозке багажа.

Сильвер очень заинтересовало, как под действием притяжения теплая темная ткань платья мадам Минченко спадала мягкими складками от талии, перехваченной серебряным поясом. Платье прикрывало икры ее обутых ног, и юбка колебалась в такт движениям.

– Это совершеннейшее безумие. Мы слишком стары, чтобы быть беглецами. Мне пришлось бросить мои клавикорды!

Доктор Минченко ласково погладил ее по плечу.

– Они бы все равно были бесполезны в невесомости. Клавиши становятся на свое место под действием силы тяжести, – его голос вдруг надломился. – Они же хотят убить моих квадди, Айви!

– Да, да, я понимаю…

Мадам Минченко улыбнулась немножко натянутой и какой-то отсутствующей улыбкой, обращенной к Сильвер, которая висела, ухватившись одной рукой за петлю в кабине, и внимательно слушала.

– Вы, наверное, Сильвер?

– Да, мадам, – ответила Сильвер, чуть дыша, своим самым вежливым тоном. Минченко была самая старая женщина, какую она когда-либо видела.

– Нам надо ехать вызволять Тони, – сказал доктор Минченко. Мы вернемся скоро, насколько позволит машина. Сильвер поможет тебе, она очень хорошая. Держись.

Двое мужчин выбрались наружу, и вскоре лендровер скрылся за облаком пыли. Сильвер и мадам Минченко остались вдвоем.

– Вот так, – произнесла Минченко в раздумье.

– Мне очень жаль, что вам пришлось оставить все ваши вещи, – застенчиво посочувствовала ей Сильвер.

– Да… Ну, я, собственно, не могу сказать, что мне жаль оставить все это.

Взгляд мадам Минченко пробежал по кабине шатла. На экране монитора проплывали однообразные безжизненные ландшафты.

Мадам Минченко все еще прижимала к себе футляр для гигантской ложки. Сильвер крутилась на своем, плохо подходившем ей сиденье и пыталась представить, что получится, если выйти замуж за человека в два раза старше. Была ли мадам Минченко когда-нибудь молодой? Как ей казалось, доктор, конечно же, всегда был старым.

– Как получилось, что вы стали женой доктора Минченко? – спросила она.

– Иногда я сама удивляюсь, – проворчала Минченко наполовину для себя самой.

– Вы, наверное, были у него медсестрой или лаборанткой?

Она взглянула на Сильвер, чуть улыбнувшись. Ее рука погладила черный ящик.

– Нет, дорогая, я никогда не занималась биологией, слава Богу. Я музыкант. В некотором роде.

Сильвер оживилась. Она спросила с интересом:

– Синтаклипы? Вы выступаете с программой? У нас было несколько дисков в нашей библиотеке, то есть в библиотеке компании.

Мадам Минченко улыбнулась краешком рта:

– Нет, то, чем я занимаюсь, не имеет ничего общего с синтамузыкой. Я зарегистрированный исполнитель-историк. Я занимаюсь старинной музыкой. Я – живая музейная витрина, нечто, с чего нужно вытирать пыль и убирать паутину.

Она открыла черный футляр и показала Сильвер, что там внутри. Полированное красноватое дерево поймало и отразило цветные блики в кабине пилота. Мадам Минченко вынула инструмент и сунула себе под подбородок.

– Это скрипка.

– Я видела такое на картинках, – сказала Сильвер. – Это настоящее?

Минченко улыбнулась и провела смычком по струнам. Она быстро проиграла несколько пассажей. Музыка разлилась повсюду, как… как дети квадди в зале для гимнастики – нашла Сильвер подходящее сравнение. Звуки поразили ее.

– А где эти проволочки присоединяются к динамику? – спросила Сильвер, вытягивая шею и приподнимаясь на нижних руках.