сражающийся дух. Ты помнишь строку из «Гамлета»: «Есть в мире тьма, Гораций, кой-чего, что вашей философии не снилось!»
Эннабел застыла, услышав слова, которые произносил совершенно другой голос, в другое время.
– А что вы будете делать теперь? – спросила девушка. – Ограбление, нападение на меня – это говорит о том, что ваши враги осмелели. В любой момент Лансфорд и его шайка могут убить вас и выставить себя героями.
– Это всегда может случиться, Изабелла. Но мы патриоты и, в первую очередь, должны исполнить свой долг перед Англией.
Эннабел с восхищением смотрела на этих красивых мужчин, чьи смелость и бесстрашие были непоколебимы.
– Я знаю об этом. А теперь, когда вы поняли, что я на вашей стороне, независимо от того, кто я на самом деле, пожалуйста, разрешите помогать вам.
– Ты помогла нам, хотя не догадываешься об этом. Пора идти. Необходимо много сделать, прежде чем этот трус Фенмор начнет причинять нам беспокойство. – Тримейн наклонился и поцеловал Эннабел в щеку. – Береги себя, моя дорогая. У ворот и вдоль реки я выставил своих людей и приказал убивать всех, кто попытается пробраться в замок. – Сказанные шепотом слова предназначались только ей:
– Не забудь о своем обещании.
Когда Шеффилд ушел, девушка внезапно поняла, что это прощание. С засевшим в груди страхом она обратилась к Джереми:
– Он говорил так, словно больше не вернется!
– Он не вернется, Изабелла. Ты больше никогда не увидишь Тримейна Шеффилда, – мрачно сказал Джереми.
Эннабел с ужасом посмотрела на него.
А потом всем ее существом овладела мысль, которая утешала и вселяла спокойствие и уверенность. «Твоя любовь вечна. Вы всегда будете любить друг друга».
Джереми возвратился в башню, где работал над выпуском самой уничтожающей и бичующей газеты, которую когда-либо делал. Ощущение близкого конца преследовало его, словно тень. Поднявшись в свой кабинет, он открыл тайник и достал ящик с бумагами, которые вскоре должны стать последним номером «Лигал Уотч». Юноша долго держал в руках единственную рукопись, оставшуюся из его стихотворений.
– Это все, что у меня осталось, Изабелла, но оно принадлежит тебе, – сказал он вслух.
Джереми нашел пакет и вложил в него свое стихотворение. Для большей безопасности он спрятал тонкий конверт в трещину, которая проходила вдоль тайника, где он хранил свои бумаги.
– Дорогая кузина, может быть, я не напишу больше ни одного стихотворения, но у тебя, по крайней мере, останется это, и когда-нибудь ты вспомнишь обо мне.
Джереми работал, пока не погасла свеча, а затем осторожно положил ящик с изобличающими бумагами в тайник.
На следующий день он попрощался со своей кузиной, но заверил ее, что будет отсутствовать не больше двух дней.
– Человек, который печатал нашу газету, испугался, продал свою типографию и уехал в Ирландию. Нужно найти новый станок, а это нелегко. Люди верят в то, что мы делаем, но большинство не хочет ставить на карту свою жизнь.
– Ты берешь бумаги с собой? – спросила Эннабел.
По словам Тримейна, Джереми могли обвинить в государственной измене.
– Вспомни, как нас ограбили и забрали твои стихотворения, ведь бандиты были уверены, что заполучили твои политические бумаги.
Джереми поцеловал кузину.
– Не волнуйся, дорогая. Я оставил их в надежном месте, о котором знает только Греймалкин. Никакая пытка не заставит старую няню раскрыть мой секрет.
Эннабел улыбнулась.
– Конечно, ты прав. Но мне тоже можно доверять, Джереми. Если, не дай Бог, с тобой что-нибудь случится, я могла бы позаботиться о вашей нелегальной газете. Скажи, где она спрятана, и я унесу эту тайну с собой в могилу, как и Греймалкин.
Джереми ласково дотронулся до подбородка девушки.
– Дорогая кузина, дело не в том, что я не доверяю тебе. В отличие от Трея, я всегда тебе верил. Но тайны такого рода могут представлять для тебя серьезную опасность. У нас есть враги, которые ищут повода, чтобы навсегда избавиться от нас. Мы не хотим, чтобы и ты попалась в их лапы. – Джереми улыбнулся. – Ведь это не твое сражение, правда? Помнишь, как американцы однажды победили англичан? Но на этот раз война наша – моя, Трея и других отважных людей.
Эннабел чувствовала себя совершенно одинокой, когда, опершись на балконные перила, смотрела вслед удаляющемуся Джереми.
– Храни тебя Бог, – прошептала девушка.
Почувствовав, как что-то пушистое коснулось ее ноги, Эннабел наклонилась и взяла на руки кошку.
– Ты похожа на Фалькона, милое создание, – произнесла девушка, прижав мордочку кошки к своей щеке и слушая ее громкое мурлыканье. – Ты появляешься и исчезаешь, как тень, но всегда приходишь тогда, когда мне так одиноко.
