Царь царствующих и Господь господствующий – этот поруганный, осмеянный, оплеванный, тернием венчанный, распятый Царь.

Кажется, и людям наших дней, меньше всего думающим о царстве Божьем, чаще всего приходит в голову, что европейская, бывшая христианская, цивилизация доживает свои последние дни. Если даже «конец Европы» не значит еще «конец всемирной истории», а значит только подъем на один из тех перевалов, откуда виден ее горизонт, – действительный Конец, – то, за две тысячи лет христианства, не был никто на таком крутом перевале, как мы, и никому не открывался горизонт всемирной истории, конец ее с такою ясностью, как нам. Если же, по найденной нами формуле, познание царства Божия прямо пропорционально чувству Конца и обратно пропорционально чувству исторической бесконечности, то мы, как никто, могли бы знать, что такое царство Божие. Почему же не знаем? Почему так забыли о нем, как, за две тысячи лет христианства, не забывал никто? Почему самая непонятная для нас, невозможная, бессильная, безнадежная из всех молитв: «да приидет царствие Твое»? Кажется, все потому же: потому что два религиозных опыта, нерасторжимых в первом же слове Иисуса о Царстве, – опыт Конца: «время исполнилось, кончилось», и опыт Царства: «приблизилось», – для нас уже расторгнуты; потому что царство Божие для нас уже не на земле и на небе, а только на небе, и весть о нем, труба, некогда звавшая к победному бою, теперь звучит как похоронный колокол; потому что Церковь, как царство Божие на земле, есть на половине прерванный, сделавшийся домом, путь, и люди успокоились в Церкви, как в Царстве, уже потеряв надежду вернуться в отчий дом, поселились на большой дороге, как дома; и, наконец, главное, потому, что мы все еще не «обратились», не «перевернулись», не «опрокинулись», не поняли, что больные, а не здоровые, имеют нужду во враче; не праведников пришел Господь призвать к покаянию, а грешников; что не святые, богатые, сытые, пьяные, а нищие, голодные, жаждущие, – такие, как мы, может быть, первые услышат из уст Его: «блаженны»; мытари и блудницы могут войти в царство Божие вперед тех «праведных». Кажется, мы не знаем, что такое царство Божие потому, что все еще не поняли, что значит:

брачный пир готов, а званные не были достойны. Итак пойдите на распутья, и всех, кого найдете, зовите на брачный пир.

И рабы те, вышедши на дороги, собрали всех, кого только нашли, и злых, и добрых; и брачный пир наполнился возлежащими. (Мт. 22, 8–10.)

Может быть, эти, на распутьях найденные и лишь в последнюю минуту званные, злые с добрыми смешанные, – мы. Кажется, Господу сейчас нужнее святых, ушедших из мира и спасшихся, грешные, погибающие с миром, почти отчаявшиеся, готовые всунуть шею в петлю, но все-таки надеющиеся, хотя и сами этого не знающие, – что, в последнюю минуту, Он придет и спасет их, вынет их шею из петли, – точно такие, как мы.

О, если бы мы только могли сказать, как разбойник на кресте:

помяни меня. Господи, когда приидешь в царствие Твое!

мы, может быть, услышали бы:

сегодня же будешь со Мною в раю. (Лк. 23, 42– 43.)

Не завтра, не через две тысячи лет, а сегодня, сейчас, – в этом вся Блаженная Весть, Евангелие.

О, если бы мы только поняли, что значит:

да будет воля Твоя и на земле, как на небе, —

мы, может быть, спаслись бы, и с того самого места, в ту самую минуту, где и когда поняли бы это, начался бы для нас путь к царству Божию; если бы мы только поняли, что нам, может быть, больше, чем кому-либо, за две тысячи лет христианства, сказано:

люди будут издыхать от страха и ожидания бедствий, грядущих на вселенную, ибо силы небесные поколеблются.

… Когда же начнет сбываться то, тогда восклонитесь и подымите головы ваши, потому что приблизилось избавление ваше. (Лк. 21, 26–28).

Ужас конца для одних – радость избавления для других: в этом вся Блаженная Весть о царстве Божьем.

Ужас христианского человечества в том, что миром овладели сейчас, как никогда, не злые люди и не глупые, а совсем не-люди – человекообразные, «плевелы», не-сущие, не только русские, но и всемирные слуги Мамоновы-Марксовы, гнусная помесь буржуя с пролетарием. И люди запуганы так, что уже не смеют быть людьми и спешат потерять человеческое лицо свое, чтобы сделаться такими же безличными, как те, над ними царящие «не-люди». Больше, может быть, и сейчас людей, а человекообразных меньше, чем это нам кажется; но сплоченные в дьяволову церковь – Всемирный Интернационал, они всемогущи, а люди бессильны, безвластны, потому что разрозненны: Церкви Вселенской, единственного места, где могли бы они соединиться, все еще нет. Вот почему, если дело христианского человечества и дальше пойдет, как сейчас, то человек, потеряв лицо свое окончательно, приобретет насекомообразную мордочку, и кучка термитов-титанов (такими кажутся они запуганным людям), или даже один из них, единственный, станет во главе человеческого термитника, что и будет концом всемирной истории, – царством Не-сущего.

«Не-люди» делают с людьми уже и сейчас то же, что с русскими удельными князьями делали татаре Золотой Орды: кладут их на землю в ряд и, придавив досками так, что хрустят у них кости, садятся на них и, празднуя победу, пируют. Выбиться из-под не-людей, вскочить и увидеть, как те опрокинутся навзничь, и прахом и пылью рассыплются, – вот уже всем людям понятное, простейшее начало царства Божия.

Не-люди хоронят людей заживо, а те и пошевелиться не могут, как в летаргическом сне. Сон встряхнуть, встать из гробов и увидеть, как могильщики сами в вырытую ими яму рухнут, – вот опять понятное всем, начало царства Божьего.

Если Богу и нам будет угодно, то, может быть, завтра, когда нас ударят по одной щеке, мы подставим другую; но сегодня, может быть, святее и праведнее вспомнить, что здесь еще, на земле, в истории, Страшный Суд начинается; здесь еще услышат не-люди приговор:

идите от Меня, проклятые, в огонь вечный. (Мт. 25, 41).

И пойдут, и сгорят, и ничего от них не останется, кроме кучки смрадного пепла. Это увидеть – тоже понятное нам всем начало царства Божия.

Грешные Царство начнут – кончат святые.

Меч обоюдоострый да будет в руке их, для того чтобы совершать мщение над народами, суд над племенами (Пс. 149, 6–7),

… Господи! вот здесь два меча. Он сказал им: довольно. (Лк. 22, 38.)

И один из них ударил раба первосвященникова и отсек ему правое ухо. (Лк. 22, 50).

Не было бы, может быть, и христианства, если бы Господь не сказал Петру:

вложи меч в ножны (Ио. 18, 11);

но, если бы Петр не обнажил меча, может быть, тоже христианства бы не было.

Завтра, может быть, святые падут от меча, но сегодня праведно и свято обнажат они меч на овладевших миром не-людей. Сущих против не-сущих крестовый поход – тоже понятное всем людям начало царства Божия.

Были святые, одинокие, от мира ушедшие, безвластные, бессильные; будет «народ святых»:

Царство, и власть, и величие царственное дано будет народу святых. (Дан. 7, 27.)

Так же, как сейчас правит миром «народ окаянных», «Всемирный Интернационал», будет править «народ святых».

Будут царствовать с Ним (Христом) тысячу лет (Откр. 20, 6),