Милли видела, как на севере постепенно исчезает из виду плоский пустынный ландшафт Карлуна, на юге гористый пейзаж Гонконга сменился отдаленным силуэтом острова Грин. Увидя это, Милли вспомнила зеленые холмы Лантау, где она бегала по песку с Эли; воспоминания о нем постепенно стирались в ее памяти, хотя были ей и приятны, как и воспоминания о ее первой любви – Томе Эллери, – и все же от них щемило сердце.

Том лежит в могиле, с горечью подумала она, а что случилось с Эли? Уже больше года прошло с тех пор, как они расстались на празднике в честь Там Кунга. С тех пор там много всего произошло.

Ее мысли прервал голос Мами:

– Лучше бы тебе знать всю правду – твой папочка был не лучше других. А другие – вот вроде этого дьявольского отродья твоего Уэддерберна.

Кораблик причалил к пристани острова Грин, раздалась команда бросить швартовы, затем спустили трап, и они оказались на берегу. Почти сразу же они увидели «Домик Отдыха» – небольшой, но необыкновенно роскошный особнячок с черепичной крышей, со смотрящими вверх уголками – на манер пагоды, с фронтоном, украшенным золотыми драконами. К входной двери вели мраморные ступени.

Пройдя по великолепному сине-золотому ковру, они оказались в чудесной комнате с расписанным масляными красками в классическом стиле потолком. Над стенами, украшенными бесценными итальянскими фризами, парили фавны и обнаженные нимфы. Пол был выложен мраморными плитами, а украшенные замысловатыми эмалевыми узорами двери вели в другие комнаты. Все было чрезвычайно богато и роскошно.

– И это называется домиком? – спросила Милли.

– Некоторые называют его павильоном, – сказала Мами. – Может быть, тебе он и понравится, но мой Растус терпеть его не мог. Он три года проработал здесь управляющим, было у него шесть человек прислуги – от мальчиков на побегушках до самого дорогого в городе повара. Но твой отец наезжал сюда изредка – по воскресеньям.

– Со своими красотками?

– Ты быстро соображаешь! Но на всяких светских приемах тебе будет лучше помалкивать об этом.

– А ты? Ты часто сюда приезжала?

– Только по выходным, навестить Растуса. После его смерти я здесь второй раз.

В дверях появился тщедушный человечек. Мами обратилась к нему на кантонском диалекте, после чего тот исчез, но вскоре вернулся, неся в руках зажженный фонарь.

– Это мистер Сунг, домоправитель, – пояснила она. – Всю свою жизнь занимается только тем, что гоняет бродячих собак – вроде этих проныр из таможни. – Она тронула Милли за локоть. – Иди за мной, и я покажу тебе кое-что – у тебя просто волосы встанут дыбом. – Она что-то вскрикнула по-китайски и дала Милли ключ. – А теперь спустимся в подвал, – сказала Мами.

Пройдя по каменной винтовой лестнице, они оказались у массивной, обитой железом двери. При свете фонаря Милли увидела комнату, наполненную огромными бочками, аккуратно расставленными вдоль стен, – примерно по сотне бочек в каждом ряду, – ряду, – огромного помещения, противоположная стена которого терялась во мраке.

– Опиум! – сказала Мами, поднимая фонарь повыше.

– Опиум?

– Говорят, что война закончилась, и торговля прекратилась. Но каждую ночь приходит груз – из Индии на остров Грин. Корабль становится на якорь в бухте, затем все это грузится сюда. Здесь и хранится.

Мами показала в противоположный конец помещения, заставленного бочками.

– Вон там есть дверь, которая ведет прямо к причалу. Они доставляют это туда, перегружают и расставляют в противоположном конце. Самые богатые денежные мешки Гонконга считают, что они неплохо нажились на торговле опиумом, но им до этого далеко.

– О Господи, – прошептала Милли.

– Лучше, чтобы ты обо всем этом знала, – сказала Мами. – Нет предела подлости твоего мужа.

– И что же мне теперь делать?

Мами пожала плечами.

– Мой Растус хотел прекратить это дело – и оказался в могиле.

– Что? – вытаращила глаза Милли.

– Они его убили. Я предупреждаю тебя, девочка моя. Кто-то намекнул таможенному чиновнику, который совершал здесь проверку, а утром нашли два трупа: один – таможенника, а второй был мой Растус. Они говорят, что он умер от лихорадки, но я-то знаю правду. С этими парнями шутки плохи.

– И ты хочешь, чтобы я на все это закрыла глаза? Они же используют мои деньги!

– А что ты предлагаешь?

– Сообщить обо всем губернатору! Мами лишь усмехнулась.

– Но почему нет? – удивилась Милли. Разве здесь уже не действуют законы?

– Лапонька, – сказала Мами. – Я, конечно, не могу знать наверняка, но думаю, что он сам по уши во всем этом. Это же Гонконг, это тебе не школа в доброй старой Англии. Как только они поймут, что ты собираешься сделать, тебе перережут горло.

– И что же мне делать?

– Ничего. Сиди дома и наблюдай, как растет состояние компании «Смит и Уэддерберн». Ради себя самой. И помни: мой Растус попытался что-то сделать – и в награду получил порцию яда.