– Вы же их знаете. Для китайца достаточно намека на что-то из области суеверий, и он превратит это в национальный праздник. А еще он скажет, также как и я, что все это вам померещилось.

– Но если это мне просто померещилось, значит, я могу спокойно рассказывать об этом кому угодно.

– А не боитесь, что будете попросту глупо выглядеть?

– Ах, вот что вас волнует…

– Ну ладно, делайте, что хотите, – подытожил он. – Но если все это станет известно на кораблях, я тут буду ни при чем, имейте в виду.

– Ну и пусть станет. Если вы говорите мне правду, то завтра в это время я буду уже в Гонконге.

– Послушайте, только никому об этом ни слова! Хоть раз в жизни сделайте так, как я прошу!

Однако старик Суиткорн вовсе их, оказывается, не ждал. И перед тем, как отведать приготовленную им еду (горшочки весело кипели на печи), они отправились на его поиски. После бесплодных поисков Эли предложил поплыть на корабль, потому что Суиткорн мог отправиться туда на плоскодонке.

В конце концов они нашли его – старик лежал мертвый под одной из старых ржавых амбразур, где явно безрезультатно пытался найти убежище.

Почти вся его одежда была содрана с тела, похоже, что когтями животного.

Позже в форт прибыла команда с «Ма Шан». Они сбились вокруг тела Суиткорна, дрожа от дурных предчувствий.

– Так вы говорите, лиса? – спросил Эли, отодвигая Милли в сторону.

– Лиса, – повторила она.

– Говорите, большая?

– Не меньше хорошей собаки.

Он еще что-то говорил, но слезы мешали ей видеть его, и она ничего не ответила.

– Но послушайте, босс, – сказал Черный Сэм, все еще не в силах унять дрожь. – Ведь на Лантау не водится никаких зверей. Я сюда лет десять уже прихожу и ни разу не видел здесь никого крупнее кролика.

– Все, хватит об этом, поговорили и будет. – Эли явно не хотел продолжать этот разговор.

Тщательно все заранее продумав до мельчайших подробностей, (так он действовал всегда, что и позволило ему, по его мнению, дожить до этого дня), Эли вернул Милли в дом отца во время празднования дня рождения Там Кунга, то есть на восьмой день четвертой Луны – восьмого мая по западному календарю.

Несколько слов о Там Кунге. Это еще один святой покровитель китайских лодочников, он занимает второе место после Тин Хау, Королевы Небес. С этим богом шутки плохи.

– Сегодня, – сказал Эли, – я отвезу вас к вашему отцу. Но сначала вы должны одеться, как китаянка. Я не хочу, чтобы меня сразу арестовали – когда увидят, что я привез в Гонконг даму, одетую как английская леди.

Милли заметила, что у него исчез акцент, теперь он разговаривал так же чисто, как она сама.

– А если я не соглашусь?

– Тогда мы пробудем здесь до тех пор, пока вы не согласитесь.

Черный Сэм уже ждал их, чтобы переправить на джонку, и Эли сначала отвел Милли к небольшому заливчику подальше от любопытных глаз. Здесь он положил к ее ногам сверток с одеждой.

– Переоденьтесь.

– Только если вы отвернетесь.

Сняв свою одежду, она натянула на себя вещи, обычные для азиатской рыбачки: штаны и куртку из хлопка, черные чулки и туфли на низком каблуке, которые были ей малы на целый размер и в которых она шла, как прихрамывающий ослик. На голову ей он надел широкополую шляпу от солнца с отогнутыми краями – такие носят крестьяне хакка – поля очень удачно скрывали черты ее лица.

– Сойдет, – сказал он. – А теперь лицо.

С помощью немудреной деревенской косметики он нанес ей грим: бледно-желтую охру на щеки и шею, чтобы она выглядела как китаянка, потом очень тщательно и аккуратно он обвел ей глаза жженой пробкой, подведя наверх внешние уголки, как это делают девушки-полукровки из Макао, стараясь походить на настоящих китаянок.

Сделав небольшую паузу, Эли посмотрел на нее, а она на него. В эти минуты между ними возникло теплое и хрупкое чувство взаимопонимания. Ни ей, ни ему не хотелось нарушать чар, и когда он полностью ее загримировал, Милли тем временем заплела косички, свисавшие вдоль скул, и завязала их на концах красными лентами, они еще какое-то время не двигались, чтобы не спугнуть это хрупкое очарование. И чем дольше они стояли так на коленях друг против друга, тем больше Милли мучила мысль о том, почему он не пытается ее поцеловать… Она сама разрушила это очарование своим вопросом.

– Ну, так что теперь? Едем мы или нет? – с удивлением услышала она вдруг свой голос.

Теперь она видела его на фоне моря и неба с развевающимися парусами «Ма Шан», похожими на крылья летучей мыши, слабое поскрипывание рангоута как будто что-то нашептывало им. Сейчас, когда наступил час расставания, она понимала, что никогда не забудет это обветренное, загорелое лицо, цвета земли Лантау, эту мягкость, с какой его мозолистые руки касались ее.

– Мне очень жаль, вам пора уезжать, – сказал он.