Апатия Карин усиливалась. Она была не в состоянии разговаривать с кем-либо, даже не интересовалась Софией Магдаленой. Но часто искала руку доктора Хансена, чтобы подержать в своей, и это вселяло во всех небольшую надежду.

Хуже всего было, однако, с Вемундом. Элизабет никак не могла больше до него достучаться. Она чувствовала, знала, что он не отказался от планов покончить с собой, и это доводило ее до отчаяния. Потому что она любила его больше, чем когда-либо.

На следующий день после похорон она зашла к нему, но его не оказалось дома. Госпожа Окерстрем видела, как он пошел вдоль опушки леса.

Элизабет в нерешительности пошла за ним следом. Может быть, он на нее зол? Но она не могла позволить ему бродить в одиночку по лесу со своими грустными мыслями. Она знала, что чуть дальше есть высокий обрыв.

И действительно, он сидел у обрыва. Элизабет нарочито покашляла, чтобы не вспугнуть его и не подтолкнуть к глупостям. Вемунд едва взглянул на нее, когда она присела рядом с ним, но взял ее руку в свою.

Они долго сидели молча.

— Все не так, Элизабет, — наконец промолвил он. — Карин опять стало хуже, у Лиллебрура ничего не получилось с тобой. Мы опять находимся в той точке, откуда начинали. Но теперь у меня нет сил для дальнейшей борьбы.

Она превозмогла стыд и сказала:

— Разумеется, ничего не значит, что ты мне очень нравишься?

Его рука сильнее сжала ее руку, но он по-прежнему не смотрел на нее.

— Когда я услышал выстрелы и пожарную тревогу и не мог тебя найти, я чуть не умер, Элизабет. Но я был бы мерзавцем, если бы воспользовался твоим отношением ко мне.

«Это не слабость, — подумала она. — Это нескончаемо сильная любовь! Но этого я не отважусь произнести вслух».

— А как с твоими собственными чувствами? Как с ними? Не говоря о том, что ты не желаешь моей смерти, что очень мило с твоей стороны. А что ты в действительности чувствуешь ко мне?

— Тебе это известно.

«Типично мужской ответ! А женщинам нужно знать. Не догадываться, а знать! Нас оставляют наедине с нашей неуверенностью».

Вслух она произнесла:

— А что, в мире ничего красивого не осталось?

Тогда он, наконец, повернулся к ней. Его взгляд был нежным.

— Осталось. Ты и твои мысли, Элизабет. Они чистые и честные.

Но его глаза были по-прежнему печальны. И Элизабет осознала, что его можно было спасти только одним путем.

— Пообещай мне только одно, Вемунд! Подожди здесь, пока я не вернусь! Это может быть не скоро, но наберись терпения. У тебя еще будет так много времени полежать мертвым, что ты подождешь меня, не правда ли?

Он с удивлением посмотрел на нее.

— Обещаю.

Чтобы немного смягчить Вемунда, она наклонилась и поцеловала его в щеку. И бросилась стремглав к дому Карин.

— Как у нее дела? — спросила она, запыхавшись, доктора Хансена.

— Так же. Никакого интереса ни к чему. Опять закрылась в своем собственном мирке.

Элизабет показала движением руки, что она хотела бы, чтобы он перешел в другой конец комнаты. Он сделал это. Она же подсела на краешек кровати к Карин.

— Карин! Это Элизабет, твой друг, ты меня помнишь?

Мина Карин означала, что она хочет, чтобы ее оставили в покое.

— Послушай меня, — не сдаваясь, сказала Элизабет. — Ты теперь знаешь, кем тебе приходится Вемунд, не так ли? Он твой сводный брат. Он не хочет жить, потому что он считает, что сделал тебя несчастной. Это он родился в тот раз, ну, ты знаешь, и сейчас он не может это выносить. В течение трех лет он делал все для тебя, ты знаешь. Он пытался сделать как можно лучше для вашего младшего брата.

Уголки рта у Карин задрожали, но глаза были безжизненными.

— Вемунд не может жить, зная, кто он такой, а теперь, когда тебе стало хуже, у него положение безнадежное. Он сейчас пытался совершить самоубийство, потому что он не в состоянии сделать для тебя ничего больше. Но я его люблю, Карин, какой же у тебя прекрасный брат! Он моя первая и большая любовь, и я могу пойти на все ради него. Но он меня не слушает. Помоги мне, Карин! Только ты можешь спасти его от смерти, а меня от того, чтобы остаться несчастной всю жизнь!

Наконец Карин повернула к ней голову, но ничего не сказала.

— Ты думаешь, что делать, — сказала Элизабет. — Я прошу тебя пойти со мной — я попросила его подождать меня в лесу. Я бы хотела, чтобы ты сказала ему, что ему нельзя умирать…

Из глаз Элизабет заструились слезы.

— Я не могу отдать его смерти.

— Ты мне тоже нужна, Карин, — сказал доктор Хансен с другого конца комнаты. Карин повернула голову и посмотрела на него. Потом она посмотрела на Элизабет.

— Карин, ты знаешь, каково потерять того, в кого влюблен, — сказала Элизабет, вытирая слезы. — Только ты можешь спасти своего брата.

Карин не отвечала.

Элизабет сказала нежно:

— Софию Магдалену все еще не крестили. Мы ждем, когда ты, ее мать, сможешь принять участие в крестинах. Ты ей нужна. Никто лучше тебя не знает, что значит потерять любовь своей матери.

Женщина на кровати вновь посмотрела на доктора Хансена.

— Как дела у Софии Магдалены?

Госпожа Воген, которая ожидала в соседней комнате, принесла ребенка.

— Ой, какая она бодренькая и хорошенькая, — сказала Карин, дав девочке поиграть своим пальцем. — Вы не могли бы помочь мне одеться? Доктор Хансен, подождите пока на улице — пойдем вместе в лес!

Когда Вемунд увидел приближающуюся Карин, он быстро вскочил на ноги.

— Карин! Ты уже на ногах!

Все остались между деревьями, готовые придти на помощь, когда это может понадобится.

— Что я слышу? — сказала Карин, обнимая его. — Знаешь ли ты, как себя чувствуешь, когда навсегда расстаешься с любовью своей молодости? Тебе известна пустота, которая охватывает человека?

— Я очень хорошо представляю, каково тебе сейчас, Карин, — сказал он с глубокой симпатией в голосе.

— Сейчас разговор не обо мне, а об Элизабет!

Он напрягся.

— Об Элизабет?

— Да. Ты хочешь, чтобы она пережила ту же пустоту, что и я? Хочешь ли ты, чтобы она лишилась в своей жизни солнца, будущего, радости, надежд, мечтаний?

— Что ты имеешь в виду?