Солдат был в безвыходном положении. Ему грозили смертью и поборники, и люди короля. Сиверту обещали, что он будет помилован, если расскажет все, что знает.

— Да, мы собираемся и здесь, во дворце. В подвале. Вернее, под подвалом. В старом монастыре.

— Здесь, под дворцом, есть остатки монастыря? — удивился комендант. — А я и не знал.

— Они нашли туда ход. И там внизу…

— Что, там внизу? — нетерпеливо спросил доктор.

Голоса Сиверта было почти не слышно:

— Там они прокопали путь дальше, к…

— Говори громче, парень! Какой путь, куда?

— К…

Сиверт сбился и замолчал.

— К болотным жителям? — с веселым блеском в глазах спросил Доминик. Сиверт вздрогнул.

— Ох, не кричите так, сударь!

— Какая чепуха! — воскликнул комендант. — Откуда ты знаешь, что под землей есть болотные жители? Кто тебе это сказал?

Сиверт вдруг затараторил, слова обгоняли друг друга:

— Никто, но ведь я сам их слышал! Там из глубокой ямы поднимается пар, и какой-то голос говорит на чужом языке, который понимает только пастор.

— Спасибо! Это очень важно. Значит, их главарь — пастор?

— Нет, нет, он считается пастором только у нас в ордене.

— А кто же он в обычной жизни?

— Помещик. Он не из дворца. А из других мест.

— А кто же там из дворца? Есть там королевские телохранители или придворные?

Сиверт со слезами назвал двух офицеров, одного телохранителя и, ко всеобщему удивлению, даже одного близкого друга короля, человека безупречной репутации.

Остальных он не знал. Они были не из дворца.

Воцарилось молчание. Слышалось только прерывистое дыхание Сиверта.

— Я знаю людей, о которых ты говоришь, — мрачно сказал комендант. — Негодяи без стыда и совести. И все, как на подбор, исполинского роста! Почему, можешь объяснить?

— Это главное условие, только высокий человек может попасть в орден, — сказал Сиверт. — Именно по этой причине Ханс Педер и завербовал нас с Кристиерном, им были нужны солдаты из королевской лейб-гвардии. А мы согласились: польстились на тайну.

— А кто решил, что все члены ордена должны быть высокие?

— Этого я не могу вам сказать. — Глаза Сиверта беспокойно забегали.

Комендант не стал настаивать.

— Стало быть, теперь вы решили принести в жертву самого короля? — вдруг строго спросил доктор.

— Я не хотел в этом участвовать! Я собирался бежать!

— Но ничего не сообщил нам?

— Я боялся! Неужели вы не понимаете?

— На какой день назначено жертвоприношение?

Сиверт закрутил головой:

— Я не понял, они что-то говорили про…

— Вальпургиеву ночь?

Он испуганно уставился на них:

— Так, значит, вы знаете?

— Где должно состояться жертвоприношение? Внизу, в подвале монастыря?

— Нет, — Сиверт растерялся еще больше. — Нет, на жертвенном холме. Я никогда там не был. Даже не знаю, где он находится.

— Я думал, все жертвоприношения совершаются в подвале, — сказал Доминик.

— Только незначительные. А страшные… По-настоящему страшные жертвы приносятся в другом месте.

— Все жертвы страшные! — резко заметила Виллему.

Тристана вдруг озарило:

— Это должно быть в каком-нибудь копенгагенском парке?

— Нет, — поколебавшись, ответил Сиверт. — Я понял так, что место находится за городом… Довольно далеко. Кажется… кажется, южнее города. Где-то на юго-западе. Нет, не могу сказать. Я слышал название, но у меня осталось о нем лишь смутное воспоминание.

— Скажи хотя бы примерно, как оно звучит.

— Я, наверное, ошибаюсь, но мне показалось, что это название ветряной мельницы…

Они попытались выжать из солдата какие-нибудь еще сведения, но от страха и раскаяния тот бормотал лишь что-то невнятное.

Доктор наклонился над креслом, в котором сидел Сиверт. Они с Сивертом оказались лицом к лицу.

— Слушай, парень! — сказал доктор. — Я приготовлю гроб, и в нем тебя вывезут в безопасное место, в глушь, где ты будешь жить, пока мы не покончим с этими поборниками и их проклятым орденом.

— С ними невозможно покончить.

— Это не твое дело, — сказал доктор. — Но в благодарность за спасение ты должен объяснить, как нам попасть в подвал монастыря.

— Я должен буду лечь в гроб?

— А как иначе ты собираешься выбраться отсюда живым? — холодно спросил комендант. — Ведь поборники, считай, уже подписали твой смертный приговор.

Это Сиверт понимал и сам. Дрожа от страха, он обещал объяснить, как попадают в подвал.

— Только, ради Бога, будьте осторожны! — умолял он. — Туда можно попасть и со стороны города. Не приведи Господь, вас кто-нибудь там обнаружит. Тогда…

Он замолчал, губы у него дрожали.

— Что тогда?

— Может случиться, что угодно, будьте осторожны!

— Сегодня вечером должно состояться ваше сборище?

— Да, но не там. А на жертвенном холме, не знаю только, где он находится. Мы готовимся к великому жертвоприношению, но теперь мне уже нельзя там показываться.

На лице Сиверта мелькнуло облегчение.

Доминик задумчиво смотрел на солдата. Что стоит за его словами?.. Парень что-то скрывает, это Доминик видел по его глазам.

Виллему и Ульвхедин переглянулись с Домиником. Им троим, людям с кошачьими глазами, было ясно, что Сиверт открыл им не все. Но, с другой стороны, они понимали, что больше из него ничего не вытянуть. Предупреждение об осторожности было единственное, на что он решился.

Разработав план, комендант, доктор, Тристан, Доминик, Виллему и Ульвхедин через два часа уже стояли в подвале, о существовании которого утром даже не подозревали. Доктор хотел захватить с собой солдат, но комендант счел, что в этом пока нет необходимости.