существовала опасность разыгрывать из себя доброго самаритянина, а то и вообще героя! К счастью, у большинства из рода Людей Льда было развито чувство самоиронии, и они способны были высмеивать свое показное рвение.
Сольвейг не годилась для того, чтобы ее кто-то опекал. Это была прекрасная, зрелая женщина, до болезни ребенка наверняка обладавшая незаурядным чувством юмора.
Но могла ли она радоваться чему-то теперь?
Он напряг слух… Нет, ничего.
Самое лучшее было лечь теперь спать. Комната уже погружалась в сумерки, он шел наощупь, с трудом различая очертания предметов. Вот здесь была дверь… Вот он вышел в коридор…
Эскиль проверил, заперта ли наружная дверь. Потом направился в свою маленькую, красивую спальню.
Дверь не запиралась на ключ?
Но зачем ее запирать? Он ведь один в доме!
Едва подумав об этом, он почувствовал, как по спине у него поползли мурашки.
Он долго лежал на спине, подложив руки под голову, уставясь на потолочные балки, едва видимые в темноте. И ему казалось, что кто-то смотрит на него. Ему казалось, что какое-то существо стоит, наклонившись, на втором этаже и смотрит на него через пол — или через потолок, словно потолочные балки были прозрачными.
Он быстро отвернулся к стене.
Но это не помогло. Может быть, это существо спустилось сейчас вниз, стоит позади него на полу и смотрит на него?
Эскиль раздраженно повернулся в обратную сторону и со страхом уставился в темноту. А ведь он был не из пугливых!
Дома в Гростенсхольме… Конечно, он слышал о призраках, в свое время проживавших в доме. Он как-то спросил мать, живут ли они теперь там. «Конечно, нет!» — возмущенно ответила Винга. «Действительно, они жили здесь во времена Ингрид и Ульвхедина. И мы с Хейке призвали их на помощь, чтобы избавиться от господина Снивеля». (Она ни словом не обмолвилась о жуткой кровавой расправе, о которой знали только она и Хейке). «Но с тех самых пор, Эскиль, ноги их здесь не было!»
Винга могла врать с чистой совестью. Говоря все это, она видела их. Видела иронические усмешки толпящихся в дверях призраков.
Но призракам настолько хорошо удавалось избегать Эскиля, что он даже не догадывался об их присутствии.
В Гростенсхольме, кишащем чудовищами и уродами, он чувствовал себя в безопасности. Теперь же он был один в доме.
Именно здесь…
Он почти уже заснул, когда что-то заставило его вскочить с места. Он услышал стук, тяжелый и глухой стук в доме.
Некоторое время он лежал, словно парализованный, прислушиваясь к тишине, и постепенно пришел к заключению, что этот стук мог присниться ему во сне.
И тут он снова замер.
В беспредельной тишине, между затихшей ночной землей и темным небом, послышался слабый, слабый звук.
Крысы? Или мыши?
Нет. Эти шорохи… Казалось, кто-то шарит безжизненными руками по стенам и по двери, ища вход.
Эскиль лежал в постели, словно бревно, не шелохнувшись, напрягая до предела слух и уставясь глазами в темноту. Он едва осмеливался дышать, так что его вздохи напоминали прерывистый шепот.
Снова слабое царапанье.
Внутри или снаружи?
«Не надо подзуживать самого себя, Эскиль, это всего лишь мышь!» Мышь? Такая целенаправленная?
Чьи-то руки ощупывали стены, искали что-то вполне определенное, хотели проникнуть внутрь.
Им нужен был Эскиль?
Кто-то узнал, что он ночует в этом доме? Кто-то почуял его присутствие? Или, может быть, видел, как он входил в дом?
Господин Йолин? Знавший, что Эскиль явился сюда за сокровищами?
«Не будь идиотом, Эскиль, не давай страху свести тебя с ума! Думай! Думай о чем-нибудь другом, заткни уши, залезь под одеяло, но думай!
В доме никого нет, в доме никого нет!»
Внушение подействовало. Больше он ничего не слышал. Скорее всего, он это внушил себе. Он слишком напряженно слушал.
«Что я буду делать завтра? Да, я немедленно начну искать клад, мне не хочется торчать здесь слишком долго! Не стоит терять время! И я не собираюсь делать глупости, как это делали другие кладоискатели.
Я не собираюсь расставаться с жизнью.
Следует поступать обдуманно, а не полагаться на случай».
Наверняка здесь была какая-то путеводная нить, которую обнаруживали остальные. Значит, и он должен ее найти.
Сколько человек здесь погибло? Он никогда всерьез не задумывался над этим. А сколько пропало без вести?
Трое, разве не так? Одна женщина, молодой парень и… да, какой-то мужчина, живший задолго до рождения Сольвейг. Эти люди должны были где-то находиться, ведь не растворились же они в воздухе.
Эскиль вздрогнул, снова услышав слабый звук.
Так близко?
Значит, вход был найден? В его комнату?
«Идиот! Успокойся, Эскиль, ты ведь не веришь в страшные истории! Ведь ты из рода Людей Льда!»
Он снова успокоился.
Он досадовал на то, что не спросил у Терье, где именно погибали все эти люди. Впрочем, Терье не следовало спрашивать об этом. Эскиль знал только о том, где погиб Мадс. «Он лежал мертвый перед дверью». Возможно, он пытался выйти наружу, но на него кто-то напал.
Кто же?
Терье? Нет, ничто не говорило в пользу этого.
А разве еще один человек не бал найден мертвым в коридоре? С выпученными глазами? Да, это был последний, кто проживал здесь. А жена его бесследно исчезла.
Нет, Терье не убивал этих людей.
Это сделал кто-то другой…
Старший брат Мадса и Терье, Йолин. Тот, кто унаследовал этот дом, но потом был посажен под замок, представляя опасность для окружающих.
Да!
Возможно, он теперь на свободе и делает, что хочет. Но об этом никто не знает. Наверняка он ненавидит всех, кто осмеливается жить в его доме.
Мог ли он теперь находиться в доме? В своем собственном доме?
