Проснулся он внезапно, в тишине и темноте, напрягся, присел, весь дрожа, хотя был одет и обут. Видимо, ему что-то приснилось, но он забыл, что именно, помнил только ощущение страха. В окне без занавесок висела как-то боком луна, вокруг неё танцевали сотни звёзд.

Он подумал, что кто-то сказал ему о смерти там, в страшном сне. Умереть она не могла, как и он. Однако слова неприятно шевелились в уме, как листья под холодным ветром. Если он встанет и постучится в тот дом, Лесли откроет, и Принц будет плясать вокруг её ног, как звёзды вокруг Луны. Ночь была хорошая, ясная. Может быть, — по холму, по полям — они побегут к речке и перелетят в Теравифию.

Они не бывали там в темноте. Но сейчас, при луне, нетрудно добраться до замка, где он и расскажет про Вашингтон. Да, и попросит прощения. Так глупо, что он не предложил её взять! Втроём они провели бы замечательный день — не точно такой, конечно, но тоже очень хороший. Мисс Эдмундс и Лесли нравились друг другу. Хорошо бы взять Лесли! 'Ты уж прости'. Он снял куртку и туфли, залез под одеяло. 'Очень глупо, что я про тебя не вспомнил'.

— Да ладно! — скажет она. — Я тысячи раз там бывала.

— А видела охоту на бизонов?

Окажется, что не видела, и он ей расскажет, как маленькие бизоны неслись к своей гибели.

Вдруг у него похолодело под ложечкой. Это было связано с охотой, с падением, со смертью. И с тем, почему он забыл спросить Лесли, поедет ли она в столицу.

— А знаешь, как странно?

— Нет, не знаю.

— Сегодня утром я боялся идти в Теравифию.

Похолодело уже и в груди. Он перевернулся, лёг ничком. Наверное, лучше сейчас не думать о Лесли. Утром он сразу пойдёт к ней, первым делом, и всё объяснит. Когда светло, объяснять легче, уже кошмар не давит.

Он постарался вспомнить поездку, подробности картин и статуй, голос мисс Эдмундс, его слова, её ответы. Вдруг краем разума он ощутил какое-то падение, но вытолкнул это чувство картиной или беседой. Завтра надо будет рассказать всё Лесли.

Сразу вслед за этим он увидел, что в окно светит солнце. У девочек на постели лежали только смятые одеяльца; на кухне кто-то двигался и разговаривал.

Ой, Господи! Бедная Мисс Бесси, совсем о ней забыл, а уже поздно. Он сунул ноги в кроссовки, не расправляя пяток и не зашнуровывая.

Мать быстро подняла взгляд от плиты, что-то хотела спросить, но только кивнула.

Его опять зазнобило.

— Я забыл про Мисс Бесси.

— Отец её доит.

— И вечером тоже забыл.

Она всё кивала.

— Отец подоил, не беспокойся, — голос был мягкий, не упрёк. — Завтракать можешь?

Наверное, поэтому подводит живот. Он не ел с тех пор, как в Миллсбурге, по дороге домой, мисс Эдмундс купила мороженое. Старшие девочки смотрели на него, сидя за столом. Младшие оторвались от мультиков и повернулись обратно. Он сел на скамейку. Мать поставила перед ним полную тарелку оладий. Он и не помнил, когда она последний раз их делала. Что ж, он полил их сиропом, начал есть. Красота, а не оладьи.

— А тебе хоть бы что! — сказала Бренда через стол.

Он удивлённо взглянул на неё, не переставая жевать.

— Если бы умер Джимми Дикс, я б ни кусочка не съела.

Холод овладел им и выхлестнул наружу.

— Ты заткнёшься или нет? — крикнула мать, занеся штуку, которой переворачивала оладьи.

— Да мам! Он сидит, ест, как будто ничего не случилось. Я бы все глаза выплакала!

Элли посмотрела сперва на мать, потом на Бренду.

— Мальчики от горя не плачут. Да, мам?

— Всё равно, чего он сидит, жуёт, как свинтус?

— Бренда, я кому сказала? Если ты не заткнёшься...

Он их слышал, но они были дальше, чем воспоминание о страшном сне. Он жевал и глотал, а когда мать положила ему ещё три оладьи, съел их.

Пришёл отец, медленно перелил молоко в кувшины из-под сидра и поставил в холодильник. Потом он помыл над раковиной руки и пошёл к столу. Проходя мимо Джесса, он тронул его плечо. За Мисс Бесси он не сердился.

Джесс почти не заметил, что родители взглянули друг на друга, а там — на него. Мать строго посмотрела на Бренду и показала отцу глазами, что надо её приструнить. Но Джесс думал только о том, как хороши оладьи, и надеялся, что дадут ещё. Почему-то он знал, что просить не надо, но удивлялся, что мать не предлагает. Потом он решил, что надо встать и уйти, но не был уверен, чего от него ждут.

Отец откашлялся.

— Мы с матерью думали сходить к соседям. И тебе бы надо пойти... — он помолчал. — Ты ж один её толком знал.

Джесс силился понять, что это значит, но не мог.

— Кого? — пробормотал он, понимая, что не надо бы спрашивать. Элли с Брендой только что не охнули.

Отец наклонился над столом и положил сыну на руку свою большую руку, взволнованно взглянув на жену. Мать просто стояла и смотрела печальным взором.