С головой накрылся одеялом. Сон беспокойный. Снится детство, и я, как всегда, опаздываю в школу. Мать ругается, отец с раннего утра на работе. Мой школьный рюкзак, тяжелый, но модный, дедовский подарок из Югославии. Мама дала с собой бутербродов, покрыла трехэтажно за лень, погладила по голове, поцеловала и сказала:
— А вот Миша всегда раньше всех встает!
— Мама, Миша — дурак, и от него плохо пахнет.
— Все, молчи, ты не лучше. Зато он свою маму слушает.
Спускаюсь по грязной лестнице, в лифт одному нельзя, да и запах там ужасный. Все псы наших соседей считают своим долгом ссать прямо в лифте. Разумеется, что никто не убирается, все же кругом принадлежит народу, пусть народ и убирает. Конечно, говно убирали, кроме жидкого. Короче, тогда, как и сейчас, улица начиналась сразу за входной дверью. С пяти лет я уже научился читать вслух ругательства, написанные на стене родной пятиэтажки: «Наташа блядь», «Хуй вам всем», «Вера из 54-й хорошо сосет». Что означала последняя фраза, тогда не понимал. Ну и что такое она сосет? Странные эти взрослые.
— Папа, что значит слово «блядь»?
Судя по прямому удару в голову, понял, что новое слово мне пригодится, когда вырасту. Сижу как-то в классе, смотрю на Юлю, мою детскую любовь. У нее первой появились сиськи, и за две конфеты она разрешила мне их потрогать. Что тут такого? Не понимаю, почему отец, когда навеселе, говорил маме: «Дай потрогать твои арбузики!» Кожа как кожа.
Ностальгию испортили голоса, прорывающиеся из реальности. Визгливый женский голос спорил с унылым басом.
За окном уже утро. Макаки нет. Подумал, что не выключил телевизор, хотя не уверен, включал ли его вообще. Голый, но в носках, дополз до большой комнаты. Нет, не включал. Шумная беседа не прекратилась. Нашел туфлю, подошел к батарее и начал стучать каблуком, но классический прием злых советских бабулек не сработал. Мужик и баба начали говорить еще громче..
— Он долго собирается нас мучить, придурок? — кричала женщина.
— Да ты всю жизнь мучаешься! Не он, так я тебя измучил, ты вечно недовольная, скотина, — возразил мужской голос устало. — Судя по объему твоих жалоб, ты должна была сойти с ума, умереть, сдохнуть от горечи, обиды, ненависти, унижения и разочарования еще лет десять назад.
— Ты — мелкая тварь! — голос перешел на визг. — Ты… ты… унылый хуй! Я с тобой разговариваю! Ты ни о чем, кроме ебли, не думаешь, и даже это уже не слишком хорошо можешь. ТЫ ТУПОЙ. Вы друг друга стоите.
— Не ори, я устал, и мне больно!
— Наебался и устал, а я? Про меня кто-нибудь здесь думает? Меня здесь никто ни во что не ставит и даже не слышит, ни ты, ни он!
Женщина завывала так, что я на мгновение представил ее, поющей трагическую оперную арию.
— Откуда эти чокнутые, — прорычал я сквозь сон. — И как можно настолько ненавидеть мужа и сына, чтобы орать на весь стояк дома. Блядь, дайте поспать, иначе меня сейчас стошнит.
— Мужа и сына? — прошептала женщина над моим ухом. — Он сказал — мужа и сына?
Крика я больше не слышал, но сквозь сон периодически прорывался их напряженный шепот.
Вернулся в спальню, накрыл голову подушками. Москва уже меньше нравится. Надо найти другую квартиру или переехать в гостиницу. Чужой сон никогда не вызывал уважения у соседей, особенно в России. Закрыл глаза и начал пересчитывать овец.
— Я не понял, ты считаешь это нормальным? Спал два года, никого не трогал, не жаловался, смирился с каторгой рукопашного удовольствия, — и вдруг я просыпаюсь от боли! Зачем ей нужно было меня кусать? Сучка. Как больно, тварь. А наш все хи-хи-ха-ха. Идиот! (мужской голос).
— Ты проспал переезд, карлик. Мы в совке. Але, понял меня? (женский голос).
— Нет, не понял. Мне больно! Сучка укусила меня, а потом чуть не придушила. Тупость. Могла и поцеловать. Теперь заснуть не могу… (мужской голос).
— Спасибо скажи, что про тебя вспомнили! (женский голос).
— Ты, тварь виртуальная, лучше заткнись. Ничего хорошего про тебя не припоминаю. Что нам теперь делать? Поумничай немножко, вдруг подскажешь что толковое! (мужской голос).
— В принципе, мне все равно. Такого дурака, как наш, не исправишь. Но мы можем хотя бы советами помочь, чтобы не оказаться в Таиланде в одно прекрасное утро. Умрет этот придурочный от «хорошей» жизни, а нам куда идти? Следующий может оказаться хуже этого. Нашего-то более-менее контролировать можем. Согласен? (женский голос).
— Не понял? Тебе важно мое мнение? Старая стерва! (мужской голос).
— Слушай меня, кусок мяса! Не согласишься со мной, уговорю его сделать операцию по твоему удлинению. А это будет точно больно, поверь! (женский голос).
— Ладно-ладно, зачем сразу угрожать? Ты тогда с телками поможешь. Если уж разбудили, проследи за качеством. Но и о количестве не забывай. Кто ему скажет? Давай ты, а то, боюсь, покрою его хуями! (мужской голос).
— Хорошо! Я начну, а ты поддержишь. Наша сила — в командной игре. Ты долго собирался нас мучить, придурок? (женский голос).
— Кто это? (это уже я).
— Не важно, важно то, что теперь все будет по-другому. Мы с АЛЬФОМ решили, что хватит прятаться, пора заняться твоей и так бездарной жизнью! (женский голос).
— Кто такой АЛЬФ и кто ты, дура? (снова я).
— Мужской голос, который ты слышишь, это и есть АЛЬФ, кроме того, ты еще и видишь его несколько раз в день, да и сам показываешь постоянно бабам! А я — ЛОЛА.
— Ханжа! — вступил АЛЬФ. — Всегда была ханжой. Не можешь сказать «ХУЙ», когда тебя другие мальчики слышат, да, мамочка?
— Молчи, идиот!
— Пизда, пизда! — писклявым детским голосом начал дразниться АЛЬФ.
