на соборование нужно было разрешение начальника полиции.
Но поначалу эта версия не нашла противников, и, казалось, она окончательно победила, возможно, по причине воинственного и нетерпимого характера Сент-Фуа, который не выносил критики; его шпага наводила еще больший страх, чем перо, и ему просто боялись перечить.
Было известно, что Сен-Марс, сопровождая узника в Бастилию, остановился вместе с ним в своем имении Пюльто. Фрерон обратился за подробностями к внучатому племяннику Сен-Марса, владельцу имения Пюльто в Шампани.
Тот ответил: «Судя по письму г-на де Сент-Фуа, отрывок из которого вы привели, Человек в железной маске до сих пор волнует воображение писателей; посему я расскажу, что мне известно об этом узнике. На островах Сент-Маргерит и в Бастилии он шел под именем де Ла-тур. Комендант и офицеры относились к нему с уважением, он получал все, что дозволено иметь узнику. Он часто совершал прогулки, и лицо его при этом всегда было скрыто маской. Только после выхода «Века Людовика XIV» г-на Вольтера, я узнал, что маска была железная и на пружинах; возможно, мне забыли рассказать об этом обстоятельстве, однако маску он носил лишь на прогулке или когда вынужден был являться перед посторонними.
Г-н де Бленвилье, пехотный офицер, имевший доступ к г-ну де Сен-Марсу в Пиньероле и на островах Сент-Маргерит, неоднократно рассказывал мне, что судьба Латура возбуждала его любопытство до такой степени, что, желая удовлетворить его, он однажды на Сент-Маргерит надел мундир и взял оружие солдата, который должен был заступить в караул на галерее под окнами камеры, которую занимал этот узник, и со своего поста прекрасно разглядел его: тот был без маски, лицом бледен ростом высок, хорошо сложен с полными икрами, сед, хотя был еще в расцвете сил. Почти всю ночь он провел расхаживая по камере. Бленвилье добавил, что носил он одежду коричневого цвета, ему давали хорошее белье и книги, а комендант и офицеры, разговаривая с ним, стояли с непокрытой головой, пока он не предлагал им сесть и надеть шляпы и еще, что комендант и офицеры нередко составляли узнику общество и обедали с ним.
В 1698 г. г-н де Сен-Марс был переведен с должности коменданта островов Сент-Маргерит на ту же должность в Бастилию. Перед вступлением в нее он заехал вместе с узником к себе в Пюльто человек в железной маске прибыл туда в носилках, равно как и г-н де Сен-Марс, и сопровождали их множество верховых. Крестьяне вышли встретить своего сеньера. Г-н де Сен-Марс ел вместе с узником, тот сидел спиной к окну столовой, выходившему во двор. Крестьяне, которых я расспрашивал, не могли видеть, в маске он ел или нет, но зато заметили, что у г-на де Сен-Марса, сидевшего напротив узника, рядом с тарелкой лежали два пистолета; им прислуживал единственный лакей, который принимал блюда, приносимые в переднюю, и тщательно закрывал за собой дверь столовой. Когда узник проходил по двору, на нем всегда была черная маска. Крестьяне отметили, что из-под нее видны были только губы и зубы. Он был высок ростом, а волосы у него были седые. Г-н де Сен-Марс спал на койке, которую ему ставили рядом с постелью человека в маске. Г-н де Бленвилье сообщил мне, что когда узник в 1704 г. скончался, его тайно похоронили в приходе Сен-Поль, а в гроб насыпали какие-то снадобья, чтобы уничтожить труп. Я ни от кого не слыхал, что у него был иностранный акцент».
Сент-Фуа опроверг рассказ, представленный от имени г-на де Бленвилье, или, по крайней мере, воспользовался фрагментом этого письма, чтобы доказать, что узник не мог быть герцогом де Бофором, напомнив эпиграмму г-жи де Шуази: «Бофор и рад бы укусить, да нечем». Человек, чьи зубы крестьяне могли видеть в прорезь маски, явно не был Бофором. Версия Сент-Фуа взяла верх, пока иезуит отец Гриффе, капеллан Бастилии, не посвятил Железной маске XII главу своего «Рассуждения о различных доказательствах, служащих установлению ис —
тины в истории», изданной в Льеже в 1769 г. Он первым привел отрывок подлинного сочинения, удостоверяющего, что Человек в маске, о котором так долго велись споры, действительно существовал: представил отрывок из рукописного дневника помощника коменданта Бастилии г-на Дюжонка, за 1698 г. и похоронные записи церковных книг прихода Сен-Поль.
«В четверг 8 сентября 1698 г. в три часа пополудни, – пишет Дюжонка, – г-н де Сен-Марс, прибывший с островов Сент-Маргерит и Сент-Онора, вступил в должность коменданта Бастилии. Он привез с собой в носилках узника, чье имя не называется, которого он содержал в заключении в Пиньероле и который обязан всегда носить маску; до ночи он был помещен в башню Базиньер, а в девять вечера я самолично препроводил его в третью камеру башни Бертодьер[5], каковую камеру, получив приказ г-на де Сен-Марса, я до прибытия узника озаботился меблировать всем необходимым. Когда я сопровождал узника в названную камеру, со мной шел некий Розарж, которого г-н де Сен-Марс привез с собой и обязанностью которого было прислуживать узнику, а стол ему обеспечивал сам комендант».
В дневнике Дюжонка смерть узника описана следующим образом:
«Понедельник 19 ноября 1703 г. Неизвестный узник в маске из черного бархата, которого г-н де Сен- Марс уже давно охранял и привез с собой с острова Сент-Маргерит, вчера после мессы почувствовал себя нездоровым и сегодня около десяти вечера после недолгой болезни скончался. Г-н Гиро, наш священник, вчера исповедал его. Так как смерть наступила скоропостижно, он не смог причаститься святых даров, и священник отпустил ему грехи перед самой кончиной. Похоронили его во вторник 20 ноября в четыре часа пополудни на кладбище нашего прихода Сен-Поль. Похороны стоили 40 ливров».
Имя и возраст покойного от приходских священников скрыли. В церковной книге было записано:
«Ноября девятнадцатого в Бастилии в возрасте около сорока пяти лет скончался Маркиали и тело его было погребено на кладбище прихода Сен-Поль в присутствии г-на Розаржа и г-на Рейля, гарнизонного хирурга Бастилии, в чем они и расписались: Розарж, Рейль».
Как только узник умер, все чем он пользовался – белье, одежду, матрацы, одеяла, вплоть до дверей его камеры, а также деревянных частей кровати и стульев, – сожгли. Его серебряная посуда была переплавлена, стены камеры заново оштукатурены и побелены. Дошли в предосторожностях до того, что сняли каменные плиты пола, надо думать, из опасения, как бы он не спрятал между ними записку или не оставил какой-нибудь знак, по которому можно будет распознать, кто он был.
Отец Гриффе, отвергнув мнение Лагранж-Шанселя и Сент-Фуа, поначалу, казалось, склонялся к версии «Персидских записок», которую, считал он, до сих пор не удалось безоговорочно опровергнуть. В заключение же заявил, что для составления окончательного суждения необходимо знать точную дату прибытия узника в Пиньероль.
Сент-Фуа не замедлил ответить и в очередной раз подкрепил свое мнение. Он добыл из Арраса выписки из церковных книг кафедрального собора и установил, что Людовик XIV собственноручно написал капитулу и повелел похоронить тело графа де Вермандуа, скончавшегося в городе Куртре, указав, чтобы усопший был погребен на хорах в той же могиле, что графиня Елизавета де Вермандуа, жена Филиппа Эльзасского, графа Фландрского, умершего в 1682 г. Трудно предположить, чтобы Людовик XIV избрал фамильный склеп для захоронения «куклы».
Сен-Фуа не знал про письмо Барбезье от 13 августа 1691 г., которое мы цитировали выше, чтобы опровергнуть версию насчет графа де Вермандуа. Но оно опровергает и положение, которое защищал Сент-Фуа, поскольку герцог Монмут был осужден в 1685 г. Так что в 1961 г. Барбезье не мог писать о нем: «Узник, которого вы охраняете уже
В том же самом году, когда Сент-Фуа обольщался, что версия его одержала победу, барон Хейс в письме от 28 июня 1770 г., направленном в «Энциклопедический журнал», выдвинул еще одну гипотезу. К своему он приложил письмо, переведенное с итальянского и включенное в «Краткую историю Европы» Жака Бернара, которая выходила в 1685—1687 гг. в Лейдене отдельными листами. В этом письме (август 1687 г.) говорится, что герцог Монтуанский намеревался
Версия эта, которой много позже суждено было возродиться, поначалу не произвела большого
