примерить пресловутую маску, был один, о ком никто не подумал, хотя его имя назвал министр Шамийар; это знаменитый суперинтендант Фуке. В 1837 г. библиограф Жакоб, во-оружась текстами и цитатами, вновь занялся этой китайской головоломкой, за которую брались столько фантазеров, но которую так и не удалось сложить. Оказался ли он удачливей предшественников?

Поначалу его утверждение удивляет. Странным кажется воскрешение образа Фуке, который в 1644 г. был осужден на вечное заточение и содержался в Пиньероле под охраной Сен-Марса и смерть которого, произошедшая, как было объявлено, 23 марта 1680 г., оказывается, была мнимой. Ведь в истории Маски прежде всего ищут государственные соображения, вынуждающие тщательно скрывать черты узника до самой его смерти; тогда становится объяснимой почтительность Лувуа и как бы перемена положений узника и министра, необычная во все времена, а тем паче в царствование Людовика XIV, когда весьма опасались свидетельствовать уважение к неудачнику, впавшему в немилость у монарха. Но какова бы ни была подлинная причина гнева Людовика XIV на Фуке – зависть к власти, присвоенной суперинтендантом, ревность к претензиям на благосклонность королевских любовниц или даже подозрения, основывающиеся на иных дерзких начинаниях, – неужели король не удовлетворил свою мстительность, окончательно разорив врага и осудив его на пожизненное заточение? Чего еще желал король? Почему его гнев, утоленный в 1664 г., возродился с еще большим пылом через 16 лет, чтобы придумать новую казнь?

По мнению библиофила, король, раздраженный мольбами о помиловании, с которыми к нему обращалась семья суперинтенданта, решил объявить его умершим, чтобы избавиться от новых прошений. Всему виной, пишет Жакоб, была ненависть Кольбера. Но если его ненависть смогла ускорить падение Фуке, можно ли предположить, что она продолжала преследовать суперинтенданта и после осуждения, после длительного заточения и возродилась с удвоенной силой в душе короля и его советников? И как тогда объяснить почтительность Лувуа? Если Кольбер не стал бы кланяться узнику Фуке, то мог ли это делать его коллега?

Тем не менее следует признать, что по сравнению с остальными версиями для обоснования этой собрано (благодаря эрудиции библиофила) максимальное количество текстов и толкований, больше всего привлечено дат и ученых изысканий.

Несомненно, во-первых, что предосторожности, принятые для охраны Фуке в Пиньероле, во всем совпадают с теми, что позже применялись в Бастилии и на островах Сент-Маргерит к Человеку в железной маске.

Во-вторых, большинство преданий об узнике в маске могут быть отнесены и к Фуке.

В-третьих, Железная маска появился сразу же после мнимой смерти Фуке в 1680 г.

В-четвертых, смерть в 1680 г. вызывает сомнения. 20 декабря 1664 г. суд приговорил Фуке к вечному изгнанию из королевства. Однако «король счел, что было бы крайне опасно позволить названному Фуке выехать за пределы королевства ввиду его особой осведомленности касательно самых важных государственных дел». Поэтому приговор был смягчен, и вечное изгнание заменено вечным заточением. В предписании, датированным 24 декабря и подписанным королем, которое было вручено Сен-Марсу, Фуке «запрещено общаться с кем бы то ни было устно или письменно, выходить из своего помещения по какой-либо причине или предлогу, а равно и для прогулок». Недоверчивость Лувуа, выказываемая в письмах Сен-Марсу, на этом и основана. Рекомендуемые им предосторожности ничуть не строже принятых по отношению к Человеку в железной маске.

Рассказанная аббатом Папоном история про рубашку, на которой было что-то написано и которую нашел караульный, может быть соотнесена со следующими отрывками из двух писем Лувуа Сен-Марсу. «Ваше письмо было мне вручено вместе с новым носовым платком, на котором Фуке написал записку». (18 декабря 1665 г.). «Можете ему объявить, что ежели он и в дальнейшем будет использовать столовое белье вместо бумаги, пусть не удивляется, когда больше не получит его от вас». (21 ноября 1667 г.). Отец Папон сообщает, что слуга узника в маске умер в камере своего господина; известно, что слуга Фуке, разделявший с ним заточение, умер в феврале 1680 г. (Письмо Лувуа Сен-Марсу от 12 марта 1680 г.). События, происходившее в Пиньеро-ле, могли отозваться и на о-вах Сент-Маргерит, когда Сен-Марс перевез туда своего давнего узника. Хорошее платье, тонкое белье, книги, то есть все, в чем не отказывали узнику в маске, получал и Фуке. Обстановка его второй камеры в Пиньероле обошлась в тысячу двести ливров.

Известно также, что до 1680 г. Сен-Марс охранял в Пиньероле лишь двух важных политических узников: Фуке и Лозена. Однако, согласно дневнику Дюжонка, «давний узник, который был у него в Пиньероле», должен был находиться в этой крепости до конца августа 1681 г., когда Сен-Марс перешел в форт Экзиль. Значит, в период между 23 марта 1681 г. (дата предполагаемой смерти Фуке) и 1 сентября 1681 г. Железная маска появился в Пиньероле, откуда Сен-Марс перевез с собой в форт Экзиль только двух заключенных. Один из них, вероятно, Человек в маске, а вторым, несомненно, был Маттиоли, который умер до 1687 г., так как Сен-Марс, став в январе того года комендантом островов Сент-Маргерит, привез с собою в эту крепость только одного узника. «Я отдам самые тщательные приказы об охране моего узника и могу всецело отвечать за то, что он никуда не денется». (Письмо Сен-Марса Лувуа от 20 января 1687 г.).

В переписке Лувуа и Сен-Марса есть упоминание о смерти Фуке 23 марта 1680 г., но в последующих письмах Лувуа не пишет больше о покойном г-не Фуке, а, как и раньше, просто о г-не Фуке. Большинство парижских историков повторяли друг за другом, что Фуке был похоронен в том же склепе, что и его отец, в церкви монастыря ордена визитандинок в приделе Св. Франциска Сальского, но доказательства свидетельствуют, что это не так. Склеп в приделе Св. Франциска Сальского не открывался после 1786 г. когда в нем похоронили Аделаиду Фелисите Брюлар, последнюю из Сийери. Монастырь был закрыт в 1790 г., а в 1802 г. церковь передали протестантам, но могилы в ней сохранились. В 1836 г. Буржский собор потребовал останки одного из своих архиепископов, который был погребен в этом монастыре, основанном в начале XVII в. г-жой де Шанталь. Все склепы были исследованы, все надгробные надписи тщательно восстановлены. Эпитафии Никола Фуке там не было!

«Весьма примечательно, – пишет в «Философском словаре» Вольтер, – что никто не знает, где умер этот знаменитый суперинтендант».

Так что эта версия, столь заботливо выстроенная, также рушится при столкновении с датой, о которую уже разбились версии о герцоге Монмуте и графе де Вермандуа: «Узник, которого вы охраняете уже двадцать лет». (Письмо Барбезье от 13 августа 1691 г.). Согласно этому свидетельству, успешно использованному библиофилом для опровержения предшественников, узник, которого Сен-Марс охранял двадцать лет, не мог быть Фуке, так как к 1691 г. Фуке находился бы в заключении уже 27 лет, а если вести отсчет от его мнимой смерти, то всего 11 лет.

Мы беспристрастно изложили все версии, выдвинутые для разгадки этой чудовищной тайны. Полагаем, что Человек в железной маске родился вблизи трона. И если эта тайна еще не до конца разрешена, то, по крайней мере, из того, что мы рассказали, следует: всюду, где бы ни находился узник в маске, ему под страхом смерти было приказано скрывать лицо.

Этот человек в маске прослеживается на протяжении полувека в разных концах Франции!

Значит, на протяжении полувека существовало лицо, знакомое и узнаваемое в любом уголке Франции, даже в тюрьме на отдаленном острове, и имеющее сходство с лицом узника!

Кем же мог быть человек, поразительно схожий с узником, кроме как Людовиком XIV, братом близнецом Железной маски?

Опровергнуть эту столь простую и естественную интерпретацию могут лишь неопровержимые доказательства.

Мы ограничили нашу задачу ролью судебного следователя и уверены: читатель не будет на нас в обиде за то, что ему придется самому делать выбор среди всех этих противоречивых версий. Но даже сочини мы роман, нам кажется, он не смог бы оказаться интересней, чем изыскания, которые мы тут представили. Все, что связано с узником в маске, вызывает острейший интерес. Чего же мы здесь добивались? Разоблачить страшное преступление, заклеймить память палачей? Факты, которые мы привели, говорят сами за себя и куда красноречивей, чем все вымыслы и ухищрения сочинителей.