– Дивные дела творятся на этом островке, – пробормотал наконец Подставка. – Сезон, сезон… А в межсезонье, что же, ничего не происходит?
– Ничего.
Подставка поднялся. Щелкнул пальцами; расползшиеся по кабинету раковины снова влились в мешок, и прорехи на его боках затянулись, как раны.
– Ваша Незыблемость, – тихо спросил Варан. – Вы никогда не заставляли котлеты, например, прыгать вам в рот?
Подставка дернулся. Посмотрел на Варана почти со страхом, почти с ненавистью; Варан испугался этого взгляда, как не боялся открытых обещаний запытать. Ждал, что Подставка крикнет сейчас: «Рыжий!», из ниоткуда явится палач, и тогда придется драться хотя бы за то, чтобы умереть достойно…
Подставка отвел взгляд. Мрачно ухмыльнулся:
– Перестань…
Уселся на свое место. Сложил ладони:
– По-твоему, кто такие маги?
– Люди, приведенные в этот мир, чтобы расширить его границы. Те, кому дано сверх меры. Те, кто несет новое – из-за грани сущего.
– Я, по-твоему, расширяю границы мира?
– Нет. Вы устроились в данных границах… В тех, что были до вас.
– А почему?
– Это ваш выбор.
– А Зигбам… нет, по-другому поставим вопрос. Ты видел хоть раз в жизни мага, который «нес», по твоему выражению, что-то из-за границ сущего?
– Я видел одного, который хотя бы пытался. Который, может быть, и смог бы. Если бы прожил подольше.
– Лереаларуун?
–Да.
Подставка сморщил короткий нос, будто собираясь чихнуть.
– Почему ты спросил про котлеты? Тебя тоже раздражает, когда магическую силу, необъяснимую, священную, данную избранным… используют для пошлых фокусов?
–Да.
– Разве это твое дело – кто как применяет свой дар?
– Не мое. Совершенно.
– Тогда зачем ты задаешь глупые вопросы?
– По недомыслию, Ваша Незыблемость. Исключительно по недомыслию.
Подставка принюхался. Хмыкнул:
– Думаешь, ты умнее всех? Маг рождается, чтобы нести в мир неведомое… Почему же маг не всемогущ? Почему я не смог отыскать Бродячую Искру, когда он был так мне нужен? Почему я не могу малого – истребить разбойников в Лесном уделе… Переловить сыновей Шуу, сколько бы их ни расплодилось… Почему я не смог…
Он оборвал сам себя. Поднялся. Подошел к следующему мешку. Не касаясь его руками, заставил развязаться и вывалить содержимое на середину комнаты.
Снова звякнула, растекаясь, россыпь исписанных ракушек.
– Мы заставляем камни летать по воздуху, – пробормотал Подставка. – Зажигаем огонь взглядом… Ты, конечно, не знаешь. Я родился на Россыпи накануне большой засухи. Отлично помню, хоть был очень мал. Мои братья смеялись, когда я заставлял их башмаки танцевать по комнате. И, смеясь, умирали от голода. Понимаешь?
– Нет.
– И я не понимаю. Цена моего дара? Что такое я должен был нести в мир, если не смог сотворить для них кусок хлеба?
– Может быть, по малолетству…
– Нет, Варан. Магический дар непостижим и не подвластен никому. Ты сходишь с ума оттого, что понимаешь – вот граница твоих возможностей и за нее не выпрыгнешь, как ни старайся. Ты называешься Могуществом и ежесекундно осознаешь, до чего ничтожен…
Воцарилась тишина, нарушаемая звяканьем ракушек. Подставка сидел перед ними на корточках, принюхивался, водил рукой, просматривал избранные записи. Лицо его то освещалось, то уходило в тень.
Варан не осмелился спросить, что стало с семьей Императорского Столпа, тогда еще подростка, когда его разыскали в провинции и увезли, чтобы «дать соответствующие воспитание и образование». Известное дело, что стало. О том давнем голоде на Россыпи до сих пор ходят страшные сказки…
– Никто из людей не понимает до конца, как чудовищен мир, – пробормотал Подставка. – Вы – как животные в шорах, бредущие по краю бездны. А мы видим и видим, как мир сползает вниз, волосок за волоском… И ничего не можем изменить. Остается делать императорские деньги, бороться за власть и показывать фокусы…