– Одну ночь ночевал? Хозяин кивнул:

– Одну… До утра рассказывал сказки. Мы даже девчонок спать не гнали – до того занятно. Про два мыса, Осий Нос и Кремышек, а между ними Порог. Когда вода отступает – внутреннее море само по себе теплое становится, мелкое, цветет… А когда вода прибывает – внутреннее море и внешнее сливаются и вместо Порога делается Шея…

– Перешеек, – шепотом поправила старшая девчонка.

– Да… А на тех землях тоже люди живут и торгуют, когда через шею эту… через перешеек… корабли ходят. Да. Ты такое слышал?

– Я там был, – сказал Варан.

– Правда?!

Варан вздохнул. На этом самом Кремышке его чуть не поймали – лет пять назад.

– Он, выходит, обошел всю землю? Так он говорил?

– Всю Империю да еще околицы…

– А зачем? Чего искал?

Хозяйка рассмеялась, сделавшись сразу на десять лет моложе:

– А кто же вас знает, что вы ищете… Бывает, живет себе человек, все у него есть, а его ведет. Он выходит на дорогу, и…

Глаза ее заблестели. Она еще хотела что-то сказать, но посмотрела на мужа и вдруг смутилась.

– У нас сосед был, так он тоже повелся, – проворчал хозяин. – Мир, говорит, повидать. Напился на ближней ярмарке и замерз. Всего-то и мира повидал, что полторы дороги.

Снова сделалось тихо. Младшая девочка зевнула.

– Спать пора, – нерешительно заметила хозяйка. – Что же… Ты так ничего и не расскажешь?

Под утро они заснули. Варан лежал на шкуре морской козы, густой и жесткой, пахнущей, как в детстве, водорослями. Смотрел сквозь дыру в потолке, как светят звезды.

Очаг отлично держал тепло.

У Варана было четкое ощущение, что он у цели. Пусть таинственный путник ушел отсюда две недели назад – но ведь не год назад, не пять лет; бродяга не медлит, но и не торопится. То, ради чего Варан бросил Нилу, то, ради чего он позже бросил высокий пост и коридор в сто пятнадцать шагов, ради чего он рискнул жизнью, смертельно оскорбив Подставку…

«Никакой бродяга не может знать смысл сущего, – сказал Подставка за несколько дней до Баранова исчезновения. – смысл сущего находится за его пределами, а бродяга – часть нашего мира…»

Варан, поглощенный приготовлениями к побегу, ничего «б ответил Императорскому Столпу. К тому моменту ему было совершенно ясно, что маги, обычные обитатели привычного мира, носят на себе знак извне – и либо умеют быть достойными его, либо, что чаще, не умеют. А Бродячая Искра бессмертен, он появляется и исчезает, когда ему вздумается; что, если его человеческое обличье – зримая тень кого-то, находящегося „за пределами сущего“?

Наступило утро. Небо оставалось по-прежнему темно-синим, но по всему поселку вдруг завыли, зашипели клыкастые стражи в сугробах – каждый второй по кличке Дружок.

– Вот и здрасьте, – пробормотала хозяйка. – Эй, девки…

– Пусть поспят, – сонно отозвался хозяин. – Только глаза закрыли, вот… Вот эти россказни-то ночные…

За ночь остывшие стены сделались матовыми, и зажженная хозяйкой свечка тускло горела в одиночестве. Хозяин, сопя, подбросил топлива в печь.

Небо над очагом чуть посветлело.

Забулькала кипящая вода, в полутьме возник тошнотворный запах рыбы.

Варан поднялся. Навестил отхожее место снаружи, у самых дверей; замерз и долго отогревался, пристроившись рядом с печкой.

– Хозяин…

Тот сделал вид, что не услышал. Хмуро перебирал при свечке охотничью снасть – на морскую козу, насколько Варан мог судить.

– Спасибо тебе, добрый человек Варан, – сказала хозяйка, будто назло мужу. – Ночь недоспали… Зато вспоминать теперь будем целый год.

Хозяин засопел.

– Вы счастливы? – спросил Варан.

Хозяин чуть не выронил костяной наконечник гарпуна:

– Что?

Хозяйка смотрела на гостя. Ее глаза казались двумя темно-вишневыми линзами.

– Да, – сказала она наконец.