низов, и сделала его, Амоса Уэллса, посмешищем. То, что это случилось на глазах у столичной элиты, для него, вероятно, было хуже, чем если бы Ребекка позволила Рори отнести себя на руках в английский парк и продлить с ней на подстриженном газоне некоторые действия, о которых ирландец говорил со столь циничной прямотой. Прямую измену супружеской верности он бы проглотил, но давать повод сплетням Амос не мог позволить своей покорной жене.

Она чувствовала себя оскверненной, растоптанной в грязи, и в результате зверского обращения с ней мужа, и из-за жестоких издевательств бывшего любовника. Их поцелуй был омерзительным, грязным. Рори насмехался над ней, пробуждая в Ребекке животную страсть, унижая и тем наказывая неизвестно за что.

«А ведь он прав! Я по-прежнему хочу его. Я была готова ему отдаться, если бы он того пожелал!» При этой мысли дрожь пробрала ее. Внезапно ощутив, что не может больше оставаться в одиночестве на этом фальшивом супружеском ложе, Ребекка сбросила одеяло и вскочила. Боль от полученных недавно побоев напомнила о себе. Она невольно застонала, надевая халат.

Подойдя к окну, она, откинув легкую занавеску, прижалась лбом к стеклу. Вид за окном был великолепен. Лишь «серебряный барон» мог позволить себе приобрести особняк в таком престижном месте столицы. Но город, освещенный луной, казался ей сейчас зловещим.

Ступая на цыпочках, Ребекка прошла в комнату Майкла. Няня спала на кушетке возле двери. С самого начала Амос настоял, чтобы новорожденный мальчик имел кормилицу, а потом чередой сменялись услужливые няни, освобождая мать от забот для выполнения ею светских обязанностей. Каждый раз, когда в детской появлялась очередная наемная воспитательница, Ребекка протестовала, но это был бунт, легко подавляемый опытным супругом.

Опустившись на колени возле детской кроватки, Ребекка залюбовалась личиком сына. В четыре года мальчик уже походил на своего отца. Он быстро рос, и скоро ему придется менять кроватку. Волосы темнели с каждым днем. Она с нежностью погладила их. Какая удача, что Амос тоже темноволос. Иначе сходство с Рори породило бы множество проблем. Амос грозился отправить младенца подальше с глаз долой в чужой Массачусетс.

– Он не разлучит нас, дорогой мой, – шептала она, целуя лобик мальчика.

Потревоженный, он повернулся на бок и засунул большой палец в рот. Невинное дитя, замок на цепи, приковывавшей Ребекку к Амосу. «Если б Рори узнал, что у него есть сын, и увидел бы его!»

Раньше она на что-то надеялась, но сегодняшняя встреча с Рори убила в ней все ее наивные мечты. Он никогда не узнает о ребенке. В противном случае ее сын неминуемо станет пешкой в шахматной партии, разыгрываемой двумя мужчинами. Они оба сейчас были ей одинаково ненавистны. «Ты, Рори, понаделал детей во всех штатах от Нью-Йорка до Фриско», – подумала Ребекка и представила, сколько глупых девчонок поддались на его чары. Она была одной из них, заляпанной ошметками грязи, вылетающей из-под копыт его жеребца.

Ребекка отправилась в путешествие по дому в поисках теплого молока и опиума. Она пристрастилась к этой странной смеси из-за постоянной бессонницы. Амос подкупил одного вашингтонского врача, чтобы тот выписывал ему любые рецепты. Слабая надежда на излечение от импотенции до сих пор теплилась в нем. Он заставлял секретную полочку в своей спальне самыми невероятными наркотиками. Ребекка понемногу выкрадывала то, что ей было нужно, и прятала в местах, недоступных для служанок.

Теплое молоко она согрела себе на кухне без помощи кухарки, а порошок достала из-под ковра на лестнице. Приняв самодельное снадобье, она ждала, что телесная боль отпустит ее, но ей не помогло обычное средство. Слишком сильно она желала мужчину.

«Я животное, безмозглое Божье создание, и ничего более», – трезво оценила она себя.

На обратном пути из кухни, осторожно двигаясь по темному коридору уснувшего дома, Ребекка услышала голоса в кабинете Амоса. Три часа ночи – это не время для светских бесед. Ей не хотелось знать, о чем совещается муж в этот зловещий час. Он был замешан во множестве темных дел с членами кабинета и конгресса. Правление победителя в Гражданской войне президента Гранта позволило вырасти раковой опухоли коррупции на теле лишенной всех законов Америки.

Ребекка уже миновала прикрытую дверь кабинета, как вдруг чей-то незнакомый голос заставил ее замереть на месте.

– Вы надеетесь, что Мадиган оставит нас в покое? Он уже вынюхивает, где что плохо лежит, и собирает сведения о горнорудном лобби.

– Ирландский выскочка! Он ничто. Заверяю вас, он продержится в конгрессе только один срок. Он так же глуп, как и его избиратели. Губернатор Бредли его вытащил, и с ним, как с камнем на шее, он и утонет на следующих выборах. – Это говорил Амос, но обычной железной уверенности не было в его голосе.

– Неважно, кто он, но мне не нужен шум… – Ребекка узнала голос одного из анонимных гостей, секретно посещающих их дом.

Она догадывалась, что это он принадлежит к славной когорте калифорнийских банкиров, выставляющих Амоса Уэллса на ристалище, как бойцового петуха. Чем призовой боксер Мадиган отличался от респектабельного Уэллса? Только суммой ставок.

– Ты уже пустил слух о новой жиле на прииске «Греческий»? – допытывался уже новый участник разговора.

– Слух дойдет аж до Китая, – ответил Амос со смешком.

– Пусть так! А когда нам начать сбрасывать акции?

– Подождем пару недель. Продержим рабочих внизу, спустим им туда вдоволь виски и шлюх. Все решат, что там кипит работа. Акции поднимутся…

В разговор вступил новый собеседник. У него был спокойный властный голос.

– Будем надеяться… Мои друзья в Сакраменто скупят все, что попадет на рынок… Но когда они все потеряют, я потеряю друзей… Твои проекты, Амос, стоят того?

– Подсчитайте прибыль, сэр. – Никогда раньше Ребекка не слышала, чтобы Амос так пресмыкался перед кем-либо. Вероятно, это был его истинный хозяин.

– Позаботься о том, чтобы этот новый конгрессмен и его настырный братец не путались под ногами. Патрик Мадиган напустил свору платных агентов и копает глубоко. Они ищут свидетелей взрыва, из-за