„Мангусты“ — вот кто настоящие убийцы. Кровь обновляет прогнившее общество. К тому же нам платят не за справедливость, а за страх и хаос».

И вот теперь перепуганный до полусмерти хозяин, прекрасно осведомленный о методах революционеров, исходит предсмертным потом и улыбается мне жалко, лихорадочно размышляя — помогут ему свернутые в трубочку акции «Тринидад Стил», которые лежат в тайнике в ножке шкафа, если их предложить мне — неподкупному революционному командиру, или его смерть — решенное дело? Он мучается, борясь с кляпом, и одновременно всем своим видом старается показать — это не то, что вы думаете, сеньоры революционеры, я понимаю правила, только вот пару слов тихонько сказать хочу. И еще он боится на меня смотреть: первое правило террориста — убирать свидетелей, знающих его в лицо.

— Успокойся и сиди тихо, — говорю в окровавленное лицо — кровь стекает с разбитого лба, куда его приложили кастетом, как только он открыл двери «посыльному». — Тебя не убьют. У тебя алиби, тебя оглушили и связали.

Он часто-часто кивает, не сводя с меня повлажневших, по-собачьи преданных глаз. Группа оружия не обращает на хозяина ни малейшего внимания. Щепки. Отработанный материал. Стул, на котором тот сидит, и то более полезен, чем этот перепуганный бифштекс. Расположившись у окна за поваленным набок столом, бойцы с хлюпаньем смакуют холодное баночное пиво, найденное в холодильнике. В головах у них пустая безмятежность. Это их привычная жизнь.

— Всем группам выдвигаться на исходные, сигнал к началу атаки прежний, — диктую прикрепленному ко мне посыльному. — Давай, вперед.

Паренек убегает, громко топоча башмаками по ступеням. Засекаю время. Через пять минут начинаем. Как странно, я впервые в жизни командую боем, и вооружение мое — курам на смех, а мандража нет. Спокоен я, как корова на лугу.

— Эй, Сабао! — окликаю гранатометчика. — Хоть у тебя-то все нормально?

— Я готов, сеньор тененте, — откликается дюжий мужик и высасывает остатки пива из банки.

— Ну давай бери двери на прицел. Как пущу ракету, вышибай их. Потом пару гранат через проем. Помнишь? — Кажется, я начинаю заново инструктировать людей. Одергиваю себя. Даже если кто-то запутается, теперь уже поздно.

— Готово, сеньор тененте.

Сабао пристраивает трубу на ребре стола.

— Ну, с Богом, — шепчу я себе тихонько и высовываю ствол в окно. С этой гребаной жизнью поневоле станешь верующим.

Зеленая ракета с шипением вырывается из подствольника и красиво плывет в высоте, отбрасывая с деревьев дрожащие тени. Сабао тут же хлопает своей трубой. Ему вторит выстрел с улицы. Сорванная взрывом створка ворот с противным скрипом повисает на одной петле. Сабао бабахает еще раз, куда-то в дым. Едкий чад выхлопа валит из окон. Нечем дышать. Скулит и кашляет, задыхаясь, связанный хозяин. Высовываюсь из окна чуть не по пояс, силясь разглядеть что-нибудь в дыму сквозь слезящиеся глаза. Черные тени устремляются к воротам. Бухает граната. Еще одна. Теперь вперед. Вперед! Идиоты! Кто там еще швыряет?! Первые бойцы проскальзывают сквозь дым, и прямо перед ними рвется последняя граната. Крики, чей-то вой. Кто-то пятится назад, схватившись за голову. В воротах — куча-мала.

— Вперед! Вперед! Быстро! Не останавливаться! Вперед! — ору, кажется, на всю улицу, свешиваясь так, что вот-вот вывалюсь к чертям.

Меня слышат. Раненого грубо сталкивают с дороги. Черные тени устремляются дальше, через двор.

— Сабао, последнюю!

И тут же — хлоп — звон в ушах. Вспышка из дыма в глубине дома. Попал-таки! Тени взбегают на крыльцо. Гранаты в окна. «БУХ! БУХ!»

— Убью мерзавца, если еще раз кинет позже, — бормочу себе под нос.

Пламя выхлестывает из окон. Поразительно — слышу хруст стекла под подошвами. И тут же — очередь. Еще одна, глуше, изнутри. И пошла пальба. Тени исчезают внутри. Представляю, как бойцы сейчас закатывают гранаты и врываются в заранее оговоренные помещения. Вроде все отрепетировано, план дома заучен назубок, каждый знает, куда и как бежать, до автоматизма, но все равно на душе неспокойно.

— Сабао, вниз, на позицию! — и сам бегу, прыгая в тусклом парадном через три ступени. Тройка моих телохранителей топочет сзади. — Связь, не отставай!

На улице вижу залегшую у стены пулеметную группу. Оглядываюсь: пулеметчик без второго номера тоже на позиции. Парнишка-связной с маху тычется мне в спину, чуть не выронив карабин. Тяжело сопят чесночным духом телохранители. Очереди и взрывы гранат из здания продолжаются. Валит из выбитого окна на втором этаже пена — сработала система тушения. Двор задымлен, не видно ни черта. Ворота наконец отламываются и с громким звоном падают на мостовую. Посыльный подпрыгивает от неожиданности.

— Не дрейфь. Все путем, — громко говорю ему. В полутьме лицо его — белое пятно с черными провалами.

— Первый! Второй!

— Здесь, сеньор! — отделяются от стены мои громилы.

— К воротам! Как выскочит последний из наших, бейте по дверям и окнам, пока не скажу уходить.

— Не видно ничего — дым!

— Бейте наугад. Как крикну «прикрытие», так и жарьте короткими. Вперед, олухи! Вперед!

Верзилы, пригибаясь, трусят к воротам, смешно рыская стволами перед собой.

Огонь в доме усиливается. Видимо, успел кто-то забаррикадироваться. Весь план летит к чертям. Вторая зеленая ракета взлетает в звездное небо. Ныряю в дым.

— Связь, за мной!

За воротами чуть не падаю — запинаюсь о чье-то тело. Стремясь сохранить равновесие, с маху тычусь рукой о палубу. Руку обжигает. Стекло, черт. На крыльце подхватываю под руку командира подрывников — «держись за мной».

В холле ад кромешный. Хлещет откуда-то вода, сыплют искры перебитой проводки, пыль кругом — дыхание перебивает. Кашляя, натягиваю на рот мокрую маску. В самом центре — дымящий провал в полу с разлохмаченными щепками по краям. Ориентируясь по звуку, тащу свою кавалькаду вперед. Стрельба впереди: группа стрелков с азартом лупит куда-то за угол. Ответные очереди выбивают щепки из косяка.

— Что тут у вас?

— В конце коридора сидит, гад! Гранатой не достать его! — откликается ближайший боец и снова палит в темноту.

— Остальные где? Где остальной караул?!

— Все там. — Боец тычет себе за спину и машет рукой в сторону развороченного дверного проема. — Накрыли гранатами.

— Внимание, отходим! Стрелки, отход! — ору я и толкаю разгоряченных людей к выходу. Дергаю за локти, грубо пинаю по ногам. — Уходите, быстро! Время! Где вторая группа?

— На втором этаже!

Пули выбивают крошку из стены передо мной. Глаза режет — запорошило.

— Связь, быстро наверх — всем уходить! Минута на все! Пошел! Подрывник, давай!

Стрельба стихает. Из глубины коридора кто-то отчаянно хлещет в коридор. Определяю по звуку — два ствола. Кидаю гранату как можно дальше. Взрыв выбрасывает в холл волну пыли и паркетных щепок.

— Тененте, — больше не взрывать, опасно! — не поворачиваясь, кричит подрывник. Весь он внутри наполнен липкой коричневой жижей — страхом. Не сдается, заноза, упрямо продирается сквозь него, заставляя пальцы двигаться плавно и четко.

Вместе с помощником он колдует над двумя большими пластиковыми канистрами. Осторожно переливает жидкость из одной в другую. Доливает что-то из флакончика. Закручивает пробку. Мягко качает, перемешивая содержимое. Осторожно, не дыша, пристраивает емкость у стены. Совершенно безопасные до этого жидкости превращены теперь в жуткую гремучую смесь. Этакий кустарный бинарный заряд. Топот