мыслями.

– Брюки тоже были мокрые?

– Нет, чего не было, того не было.

– За ночь могли просохнуть?

– Могли. Одежду он кинул на печку. Так что же стряслось? Скажите, бога ради.

– Пока еще сами не знаем.

Внимательно разглядывая кофту тетушки Ошинь, Розниек словно невзначай поинтересовался:

– А сами вы в Межсарги не ходили? Ошинь вздрогнула.

– В Межсарги? – испуганно спросила она. – А чего мне там делать?

– Уж этого я не знаю, но визитную карточку свою оставили. – Он вынул из портфеля пробирку с обрывком нити и протянул Вилме. – Вроде бы аккурат от вашей кофты.

Ошинь протянула было руку, но тут же ее отдернула, точно обожглась.

– Не ходила, богом клянусь, не ходила, – отчаянно затрясла она головой. – Я к родичам шла, в Лаурпетеры. Это неподалеку оттуда.

– Ладно. Выясним. А сейчас брат уже воротился с работы?

– Да вроде должен быть, если опять не назюзюкался где-нибудь, – облегченно вздохнула Вилма.

Когда дверь за ней закрылась, Розниек гневно обернулся к Стабиню:

– Если ты еще когда-нибудь будешь подсказывать допрашиваемому, я тебе бутылку клея вылью за шиворот, так и знай. Будет тебе тогда симфония! А теперь сейчас же к Ошиням! Произведем обыск. Экспертиза одежды и обуви может рассказать кое-что.

Вековой лес был объят кромешной тьмой. На расстоянии двух шагов ничего не было видно. Лес замер в оцепенении. В предгрозовом безмолвии не шелохнется ни один листок. Внезапно огненный зигзаг молнии рассек небо и высветил ветхий домишко лесника Межсарги. Могучий раскат грома прогрохотал над высокой печной трубой и вершинами деревьев.

Посреди двора низкорослый плечистый мужчина инстинктивно замер и съежился, затем шлепающими шагами направился к дому. Он зажег карманный фонарик, деловито обследовал массивный висячий замок на двери и две сургучные печати. Постоял в раздумье, обошел дом и скрылся в пристройке. Немного погодя вынырнул оттуда, держа в руках ящик. Поставил его под окном, влез на него, вышиб стекло и, просунув руку вовнутрь, приподнял шпингалет. Через окно неизвестный проник в комнату. Осветил фонариком стену, снял висевшую на гвозде картину божественного содержания и стал ее рассматривать. Сверкнула молния, ударил гром – человек трусливо распластался на полу. Затем закрыл окно и принялся ворошить ящики комода и полки старинного шкафа, тщательно рассматривая каждую мелочь. Он спешил. Ему было жарко. Человек вытер влажный лоб, снял пиджак и остался в одной сорочке. Свет фонарика постепенно меркнул. Теперь уже было трудно что-либо рассмотреть. Он выпрямился, потер рукой поясницу, постоял посреди комнаты. Удар грома загрохотал почти одновременно со вспышкой молнии, ярко озарив комнату. По черепице забарабанили первые крупные капли дождя. Человек подошел к выключателю, поднял было руку, но передумал. Сняв с кроватей одеяла, он тщательно занавесил ими окна. Лишь после этого он зажег свет и продолжил свои поиски. Теперь его действия были лихорадочно торопливыми и хаотическими, он нервничал. Вещи на место уже не клал, а разбрасывал по комнате. Одежда, старые газеты и всякая всячина – все это валялось теперь на полу. В сенях он обнаружил большой бидон с керосином. Не раздумывая долго, человек втащил бидон в комнату и облил керосином пол и все, что на нем было нашвыряно. По углам комнаты разбросал старые газеты, распахнул окно, через которое влез в комнату. Достал из кармана спички и поджег газеты во всех четырех углах, а сам проворно вылез через окно. Притаясь на опушке леса, он глядел на разгорающийся костер до тех пор, покуда пламя не охватило высохшие за десятилетия бревенчатые стены. И тогда он растворился в ночной тьме.

Стабинь и Розниек, усевшись на мотоцикл, помчались в город. Однако не успели они проехать и трех километров, как небо покрылось тучами и сразу же потемнело. Стабинь затормозил у обочины.

– Доехать до города и думать нечего. Вымокнем до нитки.

– К тому же дорога раскисла, недолго и шею свернуть.

– Что ж, повернем назад. Переждем у Каркла. Он наверняка уже дома.

Гроза настигла путников у самого дома инспектора. Следователи проворно затолкали мотоцикл под навес, а сами бегом бросились к дому. В передней они долго отряхивали куртки и вытирали ноги о коврик. Каркл стоял в дверях и, посмеиваясь, смотрел на промокших коллег.

– Так и знал. Хочешь не хочешь, а гостей принимать придется.

– Гостей принимать – не дрова колоть, – отшутился Улдис Стабинь.

– Ого! – удивленно переглянулись Розниек и Стабинь. На столе в комнате красовался натюрморт – бутылка французского коньяка и коробка 'Ассорти'. Розниек повертел коробку в руках, внимательно вглядываясь в этикетку.

– Свежая, – удивился он, – выпущена в этом месяце.

– Конечно же, из сельмага Эджуса, – иронически заметил Стабинь.

– Купишь такую у нашего Эджуса, держи карман шире, – усмехнулся Каркл.

Розниек задумчиво наморщил лоб.

– В райцентре в последнее время таких конфет тоже не было в продаже. Где это ты раздобыл такое сокровище?

– А все там же! В Межсаргах, в кладовке на верхней полке. После вашего отъезда, прежде чем опечатать дом, мы с понятыми еще раз все осмотрели.

Стабинь осторожно взял бутылку за горлышко у самой пробки, поднял ее к свету и стал внимательно разглядывать.

– Вряд ли все это имеет связь с происшествием, – усомнился он. – Какой болван, привезя французский коньяк, будет пить обыкновенную водку. Вероятно, эти деликатесы были припасены для других целей.

– Не лишено логики, – согласился Розниек. – Но для кого этим женщинам было покупать столь дорогое угощение? Кроме того, как нам известно, ни одна из них в последнее время в Ригу не ездила. И все-таки надо проверить. Похоже, тут тоже может появиться ниточка, которая неизвестно куда потянется.

В комнату вошла жена Каркла – приветливая женщина с льняными волосами и сильными натруженными руками. Она несла поднос, нагруженный миской с горячим картофелем и тарелками с нарезанной ветчиной, мясом, сыром, хлебом.

– Ну что ты за человек, Алберт, – воскликнула она, – даже не догадался усадить гостей. – Она поставила поднос на стол и вышла. Через минуты две она принесла красивый глиняный кувшин, до краев наполненный домашним ячменным пивом, и глиняные кружки.

– Ого! – потер руки Стабинь. – Твоя Малда – золото. Попадись мне такая – женился бы, глазом не моргнув.

– Ищи, – пробасил Каркл, – а теперь, господа, прошу к столу. Как говорится, чем богаты, тем и рады, уж не обессудьте.

Стабинь тотчас принялся накладывать себе на тарелку еду. Розниек втянул носом аппетитный дух горячей картошки, взялся было за нож и вилку, но опять положил на место.

– А хозяйку разве не подождем?

– Ешьте на здоровье, пока не остыло. – Стоя в дверях, Малда вытирала полотенцем руки. – Сейчас приду. Не могу же я сидеть в затрапезном виде с такими видными мужчинами.

Стабинь налил кружку пива и пригубил.