Какая чушь, думал я. В то время мы ничего не читали про вред наркотиков, но нам и читать не надо было. Pink Floyd был живым примером того, что происходит с сознанием при периодическом их употреблении. Ну как же десять лет могут пробежать мимо, если это, как знал любой подросток, целая вечность?

И вот мне 23, время все еще «медлило и ломалось, как шлюха» и вертелось на месте, как будто я был семечком, попавшим в гигантский водоворот. У меня было столько же времени, сколько и в детстве, и то потому, что я не тратил его на ерунду, а спал.

Но когда ты достигаешь отметки в 33 года, все меняется. Время прикрепляет за спину портативный реактивный двигатель с соплами и отчаливает на трех скоростях звука. Солнце начинает перемещаться по небу так быстро, словно Бог нажал на кнопку быстрой перемотки. Не успел глазом моргнуть, как прошел месяц.

Недавно я виделся со своими приятелями в старой доброй пиццерии. В начале девяностых мы частенько бывали в ней, и сейчас нам кажется, что это было как будто вчера.

Странно, не правда ли? Вы слышали когда-нибудь, чтобы двадцатилетний человек сказал: «Господи, кажется, что мне только вчера было десять»? Но боже мой, время с того момента, когда ты понимаешь, что все твои мечты разбились в пух и прах и ты никогда не станешь летчиком-испытателем, до того момента, когда твое тело начинает рассыпаться прямо на глазах, действительно пролетает с быстротой и энергией песен Кайли Миноуг.

Когда мне и моим друзьям было по двадцать, мы ходили в паб. Когда нам было по тридцать, мы все еще ходили в паб. Все было как всегда. Ничего никогда не менялось и не происходило. Но потом все полетело к чертям собачьим.

Один переехал во Францию, другой умер, третий развелся, четвертый занялся гольфом, пятый (я) нарастил себе еще шесть подбородков, у шестого вырезали легкое и кусок желудка, седьмой ведет непрекращающуюся войну за ребенка со своей бывшей женой, у которой поехала крыша, а восьмой и девятый переехали из роскошных пентхаусов в хорошо охраняемое жилье с решетками на окнах – ни за что буквально.

Десять лет назад мы расходились по домам, когда кончались деньги или вино в подвале паба. В этот раз мы ушли в одиннадцать, потому что устали.

На следующее утро я проснулся, обнаружил у себя еще три новых подбородка и жуткое похмелье. Я понял, что промчалось еще тридцать лет.

Как быстро бежит время! Я вышел из студии Top Gear, написал вот эту колонку, сказал «привет» своим детям и опять вернулся в студию. Как будто Господь Бог отобрал руководство временем у Оскара Петерсона и передал его сумасшедшему ударнику Коузи Пауэллу.

Моему удивлению нет предела. Субботними вечерами мы играли во всякие игры в ожидании открытия паба. У меня было время, чтобы читать книги и не просто слушать Pink Floyd, а проникнуться особым смыслом их музыки. Я быстро водил машину только из удовольствия. Сегодня же мне приходиться гнать изо всех сил, только чтобы успеть хоть куда-нибудь.

Я с сожалением читаю про людей, которые думают, что если им удалось оторваться от метро и мигающего курсора на экране компьютера, то они станут плыть по времени, словно пух одуванчика. Это не работает, потому что важно не то, где ты, а когда ты.

В старые добрые времена ты женился в подростковом возрасте, в двадцать с чем-то у тебя уже были дети, в тридцать с чем-то сколачивал капиталец, в сорок и пятьдесят ты его тратил и уходил на пенсию в шестьдесят.

Теперь же в подростковом возрасте ты гоняешь балду, в двадцать лет бьешь баклуши, и к сорока годам ты уже отброс рынка труда с семью подбородками, растраченной головой и выросшими от пива сиськами. Это означает, что всю свою жизнь ты втиснул в промежуток от тридцати до сорока.

Вот почему она пролетает со скоростью 2000 миль в час.

Что ж, мне 43 года, и я требую обратно саксофон. Я хочу лежать на спине, жевать травинки и думать о том, какими будут мои последние слова.

Последними словами моего отца были: «Я горжусь тобой, сынок». Последними словами Адама Фейта были: «Пятый канал – жуткое дерьмо».

Небольшое извинение. На прошлой неделе я писал, что во Вторую мировую войну наши самолеты сбивали ракеты V-2. Ко мне пришло много писем, в которых указывалось, что ракеты все-таки были V-1. Я должен был бы проверить, но у меня не было на это времени. Простите меня.

Каждую неделю я сажусь в какую-нибудь чудовищно мощную машину и ношусь в ней средь гари и дыма. Это непрерывная и очень опасная борьба с законами физики. Когда-нибудь она закончится плачевно.

Мою программу смотрит три миллиона семьсот тысяч зрителей – это вторая по популярности передача на канале Би-би-си.

А кто же первый? Как бы скучно это ни звучало, на первом месте по популярности находится программа Gardener's World, в которой человек по имени Монти Дон передвигает куски земли с места на место и получает неподдельное удовольствие от кучи компоста. Более того, говорит он преимущественно на латыни.

Такая же история происходит со всякого рода шоу. Лондонское мотошоу с красотками в бикини после нескольких лет существования благополучно накрылось. А цветочная выставка-ярмарка в Челси цветет и пахнет. В этом году ее щупальца добрались и до меня.

Так получилось, что мне срочно понадобился фонтан и скульптура – я хотел их поставить в части сада, которую выложил плиткой.

Я очень люблю мощеное покрытие. Камень не требует, чтобы его косили, и в отличие от травы не вызывает у меня приступов сенной лихорадки.

К сожалению, в этом году самым лучшим фонтаном в Челси стало небо, поэтому все посетители оказались загнаны под навесы с цветами. Цветы меня утомляют. На протяжении полусотни недель в году они пинают балду, а в течение оставшихся двух продолжают бездельничать, потому что вы посадили их не там: им слишком жарко, слишком темно или слишком высоко. А еще вы их недостаточно поливали и ветер был слишком сильный.

К счастью для меня, люди на этой ярмарке меня совсем не утомили. Попадались достаточно занятные персонажи. На автомобильном шоу вам бы пришлось стоять за пивом в пластиковом стакане в одной очереди с какими-нибудь Роном и Дереком. В Челси же на каждом углу подают шампанское, и вам то и дело выпадает шанс столкнуться с дражайшей Чери Блэр.

Меня поразило, что все происходящее носило достаточно строгий и изысканный характер. Оно спонсируется банкирами, потому что если кто-то способен купить куст зелени за три штуки, то они сделают все для того, чтобы превратить такую покупку в сладкую конфету.

Так как это строго изысканное шоу, то все присутствующие на нем одеты в костюмы, так что банкиров вычислить достаточно затруднительно. Ах, Роуэн Эткинсон. Ах, принц Эндрю. Вашу мать, а это же тот парень из Merrill Lynch!

Я же погрузился в поиски садовых скульптур, которые делают заключенные. Я не понимаю этого. Нам всю жизнь твердят, что заключенных выпускают из камер только для того, чтобы они занимались мужской любовью в общем душе. Тем не менее ежегодно в Челси выставляется очередная модель вавилонской башни в натуральную величину, сделанная руками преступников.

Каким образом они все это делают, если им не разрешается выходить за пределы камеры? Откуда они берут почву? Действительно, будь я надзирателем, то обязательно заглянул бы под умывальник у автора модели – даю руку на отсечение, он там выкопал целый тоннель.

Когда дождь кончился, я вышел на улицу, чтобы все-таки взглянуть на садовые скульптуры. Одни Венеры! Подозреваю, что скульптор садится с куском камня и думает: «Не изваять ли мне телку безрукую?»