Гонзага взял письмо в руки, тщательно осмотрел печать. Затем вытащил кинжал. Нагрел лезвие свечой, осторожно подсунул кинжал под печать и вскрыл конверт. Развернул письмо, начал читать, и глаза его округлились от изумления, а руки задрожали. Он уселся поудобнее, пододвинул свечу и прочитал письмо ещё раз:
Глава XXII. РАЗОБЛАЧЕНИЕ
— Франческо, — имя это Валентина произносила с видимым удовольствием, — отчего ты так хмуришься?
В столовой они остались вдвоём, остальных Валентина отпустила, и по-прежнему сидели за столом, за которым и ужинали.
Франческо поднял голову, чёрные его глаза переполнились нежностью.
— Меня тревожит отсутствие новостей из Баббьяно, — признался он. — Я-то думал, что Чезаре Борджа подвигнет подданных Джан-Марии на решительные действия. И хотелось бы знать, что там творится.
Валентина встала, подошла к нему, положила руку на плечо, улыбнулась.
— Зачем тревожиться из-за такого пустяка? Не ты ли неделю назад мечтал о том, чтобы осада длилась целую вечность.
— Не думай, что я переменился в этом, любимая, — он поцеловал нежные пальчики, покоящиеся у него на плече. — Благодаря тебе жизнь моя стала совсем иной. Но всё же хочется получить весточку из Баббьяно.
— Но зачем желать невозможного? — воскликнула Валентина. — Каким образом можем мы узнать о происходящем в мире?
Франческо задумался над ответом. Несколько раз за прошедшую неделю он порывался открыться Валентине, но сдерживался, дожидаясь более удобного случая. И вот решил, что миг этот настал. Она полностью доверяла ему, а посему не было смысла и далее хранить молчание. Возможно, он и так слишком долго тянул с признанием. Он уже открыл было рот, чтобы заговорить, но Валентина метнулась к окну, услышав чьи-то торопливые шаги. Через секунду распахнулась дверь, и на пороге возник Гонзага.
Он взглянул на Валентину, на Франческо, который сразу отметил, что щёки придворного побледнели, а глаза блестят, как при лихорадке.
— Монна Валентина, — не закрыв за собой дверь, заговорил Гонзага. Голос его подрагивал, — мне надобно вам кое-что сообщить. Мессер… Франческо, вас не затруднит оставить нас наедине? — и он красноречиво глянул на открытую дверь.
Франческо в недоумении поднялся, вопросительно посмотрел на Валентину, желая знать, подчиняться ему или нет.
Девушка нахмурилась.
— Что именно вы хотите мне сообщить, мессер?
— Дело сугубо личное и очень важное, мадонна.
Валентина повернулась к Франческо, и по выражению её лица он понял, что она извиняется за придворного, но просит оставить их вдвоём. Граф тут же кивнул.
— Я буду у себя, мадонна, пока не придёт время обойти посты, — и с тем вышел.
Гонзага плотно закрыл за ним дверь, а затем приблизился к столу и встал напротив Валентины. Печально вздохнул.
— Мадонна, я молил бы Бога, чтобы слова, которые я сейчас произнесу, сорвались бы с губ другого человека. Ибо теперь, в свете того, что произошло в Роккалеоне, вы можете подумать, что мною движет жажда мести.
Валентина никак не могла взять в толк, к чему он клонит.
— Вы тревожите меня, мой добрый Гонзага, — но на губах её продолжала играть улыбка.
— Увы! Вышло так, что говорить придётся мне. Я раскрыл измену, гнездящуюся в вашем замке.
Валентина более не улыбалась. По тону Гонзаги она поняла, что дело серьёзное.
— Измену? — эхом отозвалась она. — И кто же намерен нас предать?
Замявшись, Гонзага всплеснул руками.
— Не присесть ли вам, мадонна?
Она послушно опустилась на стул, не отрывая глаз от лица Гонзаги.
— Вы тоже сядьте и расскажите мне обо всём.
Гонзага пододвинул стул, расположился напротив Валентины, глубоко вздохнул.
— Доводилось ли вам слышать о графе Акуильском?
— Конечно, как и всем. Самый знаменитый рыцарь Италии, слава его гремит повсюду.
— Знаете ли вы, как относятся к нему жители Баббьяно?
— Насколько мне известно, они готовы носить его на руках.
— И вы, разумеется, знаете, что он — претендент на трон Баббьяно, ибо доводится кузеном Джан- Марии.
— Их близкое родство ни для кого не составляет тайны. А вот о том, что он претендует на трон Баббьяно, я слышу впервые. Но не отклонились мы в сторону?
— Отнюдь, мадонна. Мы идём к цели напрямик, кратчайшим путём. Поверите ли вы мне, если я скажу, что здесь, в Роккалеоне, находится агент графа Акуильского, который в его интересах старается затянуть осаду на как можно более долгий срок?
— Гонзага… — Валентина уже догадалась, что за этим последует, но Гонзага впервые в жизни позволил себе прервать её.
— Подождите, мадонна. Пожалуйста, выслушайте меня до конца, ибо это не просто слова. У меня есть чем их доказать. Этот агент среди нас, и истинная его цель — затягивать и затягивать осаду, для чего он и организовал надёжную защиту замка. Терпение жителей Баббьяно на исходе, и перед лицом угрозы, исходящей от Чезаре Борджа, они вот-вот предложат трон графу Акуильскому.
— Где вы услышали эту грязную сплетню? — Валентина покраснела от негодования, глаза её полыхнули огнём.
— Мадонна, — Гонзага сочувственно покачал головой, — то, что вы назвали сплетней, доказанный факт. Я не стал бы беспокоить вас плодами досужих размышлений. У меня есть доказательство того, что цель графа Акуильского почти достигнута. Джан-Мария получил ультиматум от своих подданных: если в течение трёх дней он не прибывает в столицу, они направляют делегацию в Л'Акуилу, дабы просить графа короноваться на трон Баббьяно.
Валентина поднялась, уже совладав с гневом. Голос её зазвучал ровно, спокойно.
— Где это доказательство? А впрочем, не надо. Каким бы оно ни было, что оно мне докажет? То, что