убегать с ним в лес, сжав губы так плотно, словно не хочет, чтобы с них сорвались слова, выдающие волнение. И уж конечно, она не станет стоять на краю водоема, который в лунном свете стал черным и серебряным, и не станет с изумлением смотреть в лицо человека, которого никогда не встречала.

Она знала, что он высок, а о ширине его плеч можно было догадаться по смутным очертаниям фигуры. Но она не знала, что лицо может быть таким сильным, что лунный свет начнет танцевать на этом лице, подчеркивая его выпуклости и впадины. То было лицо человека, склонного к крайностям, общее выражение его смягчалось ртом, который, казалось, расплывается в улыбке. Она смотрела на него, словно утратила рассудок. И вероятно, так оно и было, потому что на миг ей захотелось коснуться Лахлана. Ее пальцы ныли от желания пробежаться по его скулам, почувствовать, такие ли они выпуклые, какими кажутся в лунном свете. На самом ли деле нос у него такой сильный, губы такие сочные? Волосы такие густые?

Прошлой ночью Дженет думала, что она необузданная. В эту ночь она поняла, что она распущенная.

Она прошла мимо него. Без единого слова она выбралась из пещеры и вернулась на берег водоема.

– Иласэд?

Она оглянулась. Он стоял там, протягивая руки, держа их вверх ладонями. Она покачала головой. Слишком он был притягателен, а за эти годы она поняла, какой нужно быть осторожной, чтобы выжить. Она подождет, пока они не встретятся в Шотландии. Тогда все может произойти в более приличной обстановке, а не при лунном свете, в котором он выглядит так соблазнительно. Но хотя Дженет велела себе уйти, уходить не хотелось. Вот насколько она действительно необузданна.

– Давай встретимся завтра.

Не послышались ли ей эти слова? «Не приняла ли ты желаемое за действительное, Дженет, или то был сон?» Или, возможно, это эхо ее необузданности?

Дженет проснулась поздно. Ночью она прокралась в свою комнату по лестнице для прислуги, чувствуя только головокружительную радость от того, что ее не заметили. Но сон пришел к ней не сразу. Она вспоминала каждый миг из того часа, который провела с Лахланом. Она снова и снова мысленно повторяла его слова, как будто хотела удержать их в голове.

День тянулся мучительно медленно – теплый весенний день, который так и манил ее выйти из дома. Ей не давали никаких поручений, ей не нужно было идти в деревню со списком вещей, которые необходимо купить в разных лавках. И вот она сидела в просторной, залитой солнцем гостиной и читала Харриет, а та вышивала. На каждом предложении – или почти на каждом – ее останавливали и велели прочесть заново, но чтобы при этом в голосе не было ни намека на шотландский акцент. Ей страшно хотелось спросить Харриет, что та собирается делать, когда окажется в Шотландии. Собирается ли она заставлять каждого шотландца повторять слова, пока его речь не станет звучать по-английски?

– У вас осунувшийся вид, Дженет, – сказала Харриет, бросив на нее острый взгляд. – Вы все еще недомогаете?

– Нет, Харриет. Продолжать чтение?

– Вам не нравится, когда я вас поправляю?

Дженет очень постаралась, чтобы на ее липе ничего не выразилось. Честность в данный момент была вовсе не желательна. Дженет поняла по множеству подобных предыдущих случаев – лучше просто сделать вид, что ты вообще ни о чем не думаешь.

– Вы должны понимать, что я делаю это ради вас. Иначе речь ваша будет звучать слишком варварски. Но иногда вы смотрите на меня так, будто вам не нравятся мои попытки научить вас разговаривать правильно. Вы не должны так смотреть. Слуги должны опускать глаза, когда им делают выговор.

– Да, Харриет.

– Вы меня не любите, да, Дженет?

Она посмотрела на Харриет. Вопрос удивил Дженет, но удивляться не стоило. Харриет не избегала противостояний, она шла им навстречу. И иногда у Дженет мелькала мысль, что Харриет, имевшая явную склонность к стычкам, похожа чем-то на одного молодого задиру, которого она знала в Тарлоги. У Робби был такой же взгляд, так же дерзко блестели его глаза.

Теперь на губах Харриет мелькнула едва заметная улыбка, а взгляд ее был устремлен на Дженет, словно она наслаждалась смущением своей компаньонки.

Хотела ли Харриет, чтобы она раболепствовала перед ней? На это Дженет была не способна. Честно говоря, она не знала, что ответить. Она никогда не думала о том, что они с Харриет могут стать подругами. В основе их отношений лежала зависимость Дженет – Харриет ясно дала ей это понять в первый же день знакомства семь лет назад.

– Вы будете заменять мне горничную, когда она будет брать положенную ей половину выходного дня, – заявила Харриет, – и будете моим лакеем, если больше никого не окажется рядом. Вы будете выполнять мои поручения и подавать мне чай, если я велю. Если ваш голос и способности окажутся подходящими, вы будете мне читать. Если нет, вы будете сидеть тихо и молча. Вы поняли?

Дженет оставалось только кивнуть в ответ.

– Это не важно, – сказала теперь Харриет. – В конце концов, вы моя компаньонка. Большего и не требуется.

Дженет опустила книгу на колени.

– Вы хотите, чтобы мы были друзьями, Харриет?

– С какой это стати? Вряд ли вы мне ровня по положению, несмотря на наше родство, впрочем, довольно сомнительное. – В улыбке Харриет была сдержанная резкость. – Я выхожу замуж, Дженет. Вы это знаете? – Харриет, казалось, изучает ее. – Ну конечно, знаете. Слуги всегда знают, что происходит в доме. Я решила взять вас с собой в Шотландию, но теперь думаю, что мне с равным успехом подойдет любая другая женщина. Подойдет гораздо больше, я полагаю.

Дженет схватилась за книгу с такой силой, что ей показалось, будто пальцы вот-вот вопьются в