Ничем не выдавая бушующую внутри ярость, Колон пытался ответить правдиво, но не на последний вопрос.

— Сформулировав свои выводы, я, прежде чем представить их королю Португалии, решил проконсультироваться с Паоло Тосканелли. Ознакомившись с моими расчётами, он прислал мне письмо и карту. Последняя отличалась от той, что лежит перед вами только в одном: расстоянии до суши при плавании на запад. По моему разумению, оно меньше, чем считал Тосканелли.

— Да это и неважно, — заметил Талавера. — Главное — принцип, и тут слово величайшего космографа имеет первостепенное значение.

Сидевшие слева и справа от него согласно закивали.

— Я имею честь уверить вас, что в принципе Тосканелли полностью согласился со мной, — твёрдо заявил Колон.

— Мы хотели бы не только слышать ваши заверения, но и увидеть саму карту.

Этой фразой Колона прижали к стенке.

— К сожалению, я не могу положить её перед вами. Карту у меня украли.

Повисла зловещая тишина. Колон увидел, как округлились глаза Сантанхеля, как побледнело обычно румяное лицо Десы. Фонсека что-то шепнул своему соседу.

— Но, сеньор, — бесцветным голосом спросил Талавера, — кто мог украсть у вас эту карту?

— Мой господин, ответить на этот вопрос — выше моих сил. Да сейчас это не суть важно. Карты у меня нет. Но если бы она и была, клянусь вам, на ней вы увидели именно то, о чём я и говорил.

Он услышал чей-то смешок. Ему словно отвесили пощёчину. Колон вспыхнул. Глаза его полыхнули ярким пламенем. Но он ничего не успел сказать, потому что Талавера задал следующий вопрос:

— Сеньор Колон, по приезде в Испанию вы показывали кому-нибудь эту карту?

— Никогда. Никому.

— Значит, теперь, после смерти Тосканелли, подтвердить её существование можете только вы?

— Совершенно верно, — признал Колон.

— И, если я правильно понял дона Луиса де Сантанхеля, их величества собрали эту комиссию только потому, что вы заверили их в существовании этой карты?

— Карта была лишь одним из доводов. Не более того.

— А мне представляется, — проскрипел Фонсека, — что наша комиссия никогда не собралась, если б их величества знали, что никакой карты нет.

И тут Колон не сдержался.

— Если вы намекаете, что я ввёл в заблуждение короля и королеву необоснованными претензиями, то я подобные обвинения отвергаю. Я обманывал бы их величеств, если бы карты не существовало. На самом же деле карта есть, и я посмею лишь добавить, что и не собирался представлять её, поскольку считаю, что убеждать должны логика и математические выкладки, а не громкие имена.

Едва ли последняя фраза оказалась удачной. Если кто-то из членов комиссии всё ещё симпатизировал Колону, то после неё он потерял последних союзников. Даже глаза Десы посуровели. Сантанхель и Кинтанилья старались не смотреть на него.

— Вы вот сказали, что были при дворе короля Жуана, когда получили карту и письмо, — напомнил доминиканец Варгас. — Вы показывали их королю?

— Да.

Брови доминиканца взметнулись вверх.

— И тем не менее король Жуан не счёл нужным дать вам корабли?

— Благодаря этому, — ответствовал Колон, — владыкам Испании представился шанс получить в своё распоряжение богатства новых земель.

Фрей Хустино Варгас лишь презрительно улыбнулся.

Талавера подождал ещё немного, но так как желающих выступить не нашлось, откашлялся.

— Если вам нечего добавить, сеньор, позвольте нам перейти к обсуждению. Вы можете удалиться.

Но даже в атмосфере всеобщего недоверия Колон решился на последнее слово.

— Я вынужден повторить, мой господин, что всё сказанное мною о документах Тосканелли — истинная правда, и я призываю в свидетели Господа Бога. Я благодарю вас, господа, за Терпение, с которым вы выслушали меня, и целую ваши руки.

Он поклонился и направился к двери.

Но прежде чем Колон закрыл за собой дверь, он услышал голос Фонсеки: «Мне думается, господин мой епископ, нам не стоит терять время на подобные пустяки. Совершенно ясно, что нас собрали понапрасну. К счастью, мы вовремя это выяснили».

Гордость поддерживала Колона до тех пор, пока взгляды упирались в его спину, но не секундой больше.

Как только двери зала заседаний захлопнулись, голова его поникла, спина согнулась под свалившейся на него непосильной ношей, и, ослеплённый обидой и злобой, Колон, волоча ноги, еле доплёлся до скамьи у стены.

Два пажа шептались в углу. Охранник застыл у дверей. Они не обращали на него ни малейшего внимания, а кроме них, в полутёмной приёмной не было ни души. Никто не видел его жестокого поражения. И оставался он в приёмной не потому, что в нём ещё теплилась надежда на успех. Просто не мог уйти, не объяснившись с Сантанхелем.

Глубоко задумавшись, он не замечал бега времени. И вздрогнул от неожиданности, когда раскрылись двери, выпуская из зала заседаний членов комиссии. Ему показалось, что не прошло и пяти минут, как он вышел в приёмную. На самом же деле комиссии потребовалось полчаса, чтобы прийти к единому мнению.

Талавера шёл первым, за ним — Мальдонадо и Ресенде.

Инстинктивно Колон встал. Их взгляды, привлечённые его движением, тут же скользнули в сторону, едва они увидели, кто поднимается со скамьи.

Четвёртым показался Деса с низко опущенной головой. Деса, который верил ему, которого он убедил в своей правоте, который защищал его перед владыками Испании. Деса тоже увидел его и тоже прошёл, не сказав ни слова, не подав ни знака, из которых он мог бы понять, принимают ли его за бесчестного шарлатана, не останавливающегося ни перед какой низостью.

Фонсека не удостоил Колона и взгляда, оживлённо беседуя о чём-то с одним из доминиканцев, и Колон уже проклинал себя за то, что сразу же не покинул приёмную, а остался, подвергаясь новым унижениям.

Наконец появился Сантанхель, молча шагающий рядом с Кинтанильей. По телу Колона пробежала дрожь. Неужели и этот верный друг, которому он стольким обязан, покинет его? Но нет, Сантанхель, заметив Колона, прямиком направился к нему. На лице его отражалась тревога. Он тяжело вздохнул и покачал седой головой, прежде чем заговорить.

— Пока не могу обещать вам ничего хорошего, мой дорогой Кристобаль.

Но всё ещё можно поправить. Мы должны приложить все силы, чтобы вернуть карту.

— Спасибо и за то, что вы хоть верите в её существование. Другие-то сразу решили, что карты никогда и не было. Эти господа… Рука Сантанхеля легла на его плечо.

— Чем дольше я живу, дорогой Кристобаль, тем больше убеждаюсь, сколь мало в человеке милосердия.

— Тогда мне всё ясно. Комиссия приняла меня за шарлатана, а предложение моё, как искренне полагает Фонсека, — за сплошной обман.

— Поменьше думайте об этом наглом священнике, да и вообще постарайтесь успокоиться. Сегодня я загляну к вам. А теперь идите.