Он вытер рот, потянулся к меху и наполнил свой рог, который держал между колен, потому что земля слишком затвердела от жары и нельзя было воткнуть его стоймя.

― И еще, ― добавил он, хлестнув нас всех черным взглядом. ― Как вы унесете добычу? В рубахах? Или в сапоги с шапками рассуете?

― Ну да, ― весело ответил Нос Мешком. ― Там же гора серебра. Всего-то и понадобится, что несколько больших сапог.

Все рассмеялись, а Эйнар пояснил:

― Нам потребуются веревки, тяпки, мотыги и повозки. И степные лошадки, чтобы тащить повозки. Лошадки, не быки, потому что те слишком медлительны.

Настало молчание, пока мы обдумывали сказанное и размышляли, как быть. В конце концов Берси, конечно же, подлизался к Эйнару.

― Будем ждать, ― сказал он. Никому не понравились эти слова.

― Чего? ― спросил Кетиль Ворона. ― Мы же можем все забрать...

― И уйти ― насколько далеко? На милю? Две? ― рявкнул Иллуги, тряся бородой. ― Степняки передвигаются быстро и бьют решительно.

― Не стоило кидать в них огрызками, ― вставил Скарти, его одутловатое лицо в красном отсвете огня казалось жутким.

Мы криво усмехнулись, припомнив всадников, их доспехи, копья и луки.

― Тогда чего же ждать? ― угрюмо осведомился Валкнут, сунув в костер кусок кизяка. ― Меня тошнит от проклятых богами коровьих шкур и клея.

― Лучше при них, чем на лестнице у этих стен, ― пробурчал кто-то в отдалении.

В говорившем я узнал новгородского славянина по имени Эйндриди. Другие варяги согласно заворчали.

― Мы ждем, когда проголодаемся, ― заявил Эйнар спокойно. ― Когда животные будут забиты и засолены, потому что здесь для них мало хорошей травы. Когда седла этих откормленных зерном лошадей станут велики на один-два пальца.

Все смотрели озадаченно, сбитые с толку. Но я понял, о чем он хотел заставить нас задуматься. Боги, он был расчетлив и холоден, как меч зимы.

― Вылазка за едой, ― торжествующе сказал Иллуги. ― Хорошая причина уехать отсюда с повозками, лошадьми и пожитками.

― В общем-то, верно, ― согласился Берси и фыркнул. ― Хитро.

Я удержался от совета, потому что уже видел такие вылазки: скопище повозок и лошадей, с рабами и женщинами, которые должны работать, и вооруженные копьями всадники для охраны. Но никогда ― пеших воинов из дружины.

Есть только один способ для варягов, вроде нас, оказаться далеко от всех остальных, в степи, с повозками и лошадьми, и чтобы при этом не задавали никаких вопросов из уважения к нашим ритуалам.

Некоторым из нас придется умереть.

― Вылазка за едой. Да, хитро, ― согласился Стейнтор и осушил свой рог с элем. ― А теперь загадай нам загадку, Нос Мешком, и сделай вечер веселым.

Пока Нос Мешком тер лоб и придумывал загадку, Эйнар встретил мой взгляд через костер, понял, о чем я думаю, и вызывающе уставился на меня, подбивая высказаться.

― Я странное существо, потому что я удовлетворяю женщин, расту очень высоким и прямым в постели, волосатый внизу ― и то и дело какая-нибудь смелая дочка какого-нибудь мужика осмеливается взять меня в руку, хватает мою красноватую кожу, обнажает мою головку и кладет меня в свою кладовку. Она помнит об этой встрече, ее глаза увлажняются...

Нос Мешком произносил нараспев.

― Лук! ― крикнул кто-то сзади. ― Слышал это еще ползунком...

В конце концов Эйнар опустил глаза, но мне было слишком больно от невероятно большого напряжения, чтобы я мог признать победу.

Вблизи головокружительные стены Белой Крепости оказались разочаровывающе бурыми, с лохматыми вмятинами от брошенных камней, покрытыми черными шрамами там, где в них попали зажигательные ядра.

Зубцы разрушились, из-за чего крепость усмехалась старушечьей щербатой усмешкой, а внизу валялись кучи ломаных плиток: на них были тюркские изображения лошадей и людей, которые нам казались рунами, а там это называлось тамгами. Плитки ссыпались под ударами наших метательных камней.

Равнина перед городом кипела, как муравейник. Грохотала конница, наконечники копий сверкали сквозь огромную завесу пыли, пыль скрипела в каждой складке кольчуги и под шлемом, даже в уголках рта, превращаясь в грязь с плевком.

Слева от меня был Берси, шлем лежал у его колен, он обвязывал кожаный ремень вокруг четвертой из своих рыжих кос, его бил озноб. Справа от меня Кривошеий сунул в нос крючковатый палец, выковырял оттуда сгусток пыли и соплей и рассеянно растер о штаны.

Я видел белые шрамы на тыльной стороне его ладони, отметины былых боев ― все еще саднило и мою руку, ― потому что руки почти всегда ранишь в бою, даже в дружеском.

Позади нас раздался хриплый стон великана, у которого схватило живот. Стон длился и длился и закончился тяжелым ударом. Потом внезапно рвануло жаром, и, увидев, что все втянули головы в плечи, я тоже так сделал.

Тишина. Могучий порыв горячего воздуха и глубокий глухой удар: огромное орудие подняло зажигательный заряд над нашими головами, тот прочертил небо красно-оранжевым и протащил маслянистый черный дым через золотистое марево. Я не увидел и не узнал, где упал заряд.

Я видел женщину и ребенка, которые шли по рядам Давших Клятву, неся на коромыслах кувшины с водой, воины окунали лица в воду и с благодарностью пили. Женщина улыбнулась Берси, который ответил ей усмешкой сквозь густые капли пота, катящиеся по его лицу, и сказал что-то на ухо, от чего заработал тычок в плечо. Но, когда она уходила, женщина все еще улыбалась.

Всадник с голыми руками и в кожаном шлеме протрусил туда, где стоял Эйнар, вырисовываясь призраком в пыльной мгле.

― Дерьмо, ― пробормотал Кривошеий, и я напрягся, ощутив его смятение.

Эйнар с всадником переговорили, потом тот умчался прочь галопом, а Эйнар сказал что-то Валкнуту.

Взвился Стяг Ворона, так что всем стало видно. Дважды опустился, потом три раза вскинулся в быстрой последовательности ― знак идти вперед.

От ужаса мне скрутило живот, холод дошел до паха и сжал мое естество до размера орехового ядра. Я стоял в переднем ряду ― ряду обреченных. Нас подпирал еще один ряд доспешных, а позади ― два ряда без доспехов, но с длинными копьями. В пятом ряду были Нос Мешком, Стейнтор и всякий, кто знал, каким концом накладывать стрелу на тетиву.

Двадцать человек в ширину, пять вглубь. Тяжело ступая, Давшие Клятву двинулись в марево войны.

Я понятия не имел, кто у нас слева или справа ― есть ли там кто-нибудь вообще. Знал лишь, что наша задача ― защищать орудие, подведенное под стены, которые нависали над нами, с трудом различимые в клубах пыли и дыма.

― Мы что, нападаем? ― спросил я у Кривошеего, и тот фыркнул, ставя свой щит в более удобное положение.

― Не-а, они идут на нас, я думаю, ― ответил он, щурясь, чтобы смахнуть пот с глаз.