императора. После триумфа Секст Помпей будет обезглавлен.

— Что же ты сделаешь с моей женой? Неужели вы не отпустите ее?

— Я бы отпустил с большей радостью тебя. Но закон войны неумолим.

— От тебя многое зависит. — Секст медленно поднял голову. — Молю, мой победитель, пощади Либонилу. Ее единственное преступление — любовь ко мне.

— Попытаюсь, но лишь ради тебя. Мне жаль тебя, Секст Помпей.

— И мне жаль тебя, Марк Агриппа.

Агриппа не ответил.

Они шли по лугу. Октавиан восторженно глядел на свою спутницу.

— Я больше всего ценю в людях храбрость, верность и разум. Телесная прелесть не так восхищает меня, как красота души.

Ливия, не отвечая, нагнулась и сорвала цветок. Несмотря на полноту, ее движения были легки. Высокая и пышная, она не казалась громоздкой.

— Любовь, основанная на взаимном уважении, гораздо глубже так называемой страсти.

Ливия опять промолчала. Октавиан покраснел. Он побаивался этой строгой, сдержанной матроны и чувствовал, что с каждым днем она все больше и больше привлекает его.

Если уж так необходимо жениться и дать Риму императрицу, Ливия Друзилла достойней других квириток. Несколько дней назад император познакомил ее с сестрой и матерью. Вдова понравилась матронам дома Юлиев.

В беседе с братом Октавия однажды заметила:

— Лучшей подруги тебе не найти. Брак необходим, и поскорей, мой дорогой. Я не хочу, чтобы твое имя волочили по грязи. А Скрибония и в изгнании позорит тебя на всех перекрестках.

Сын Цезаря оценил совет сестры. В конце концов, Скрибония сама виновата в их разрыве. Интересно, знает ли Ливия все сплетни, ходящие о нем?

Октавиан не испытывал бурных желаний, но, когда по вечерам, беседуя, они подолгу сидели вдвоем, случайное прикосновение рук вдовы не было противно. Иногда даже хотелось, чтобы Ливия приласкала его, защитила бы своей нежностью от всех невзгод, полюбила бы всем сердцем, всей душой, отдала бы ему свою бьющую через край жизненную силу...

— Ты очень любила Тиберия Нерона?

— Он отец моего ребенка.

— А если бы у тебя не было от него сына?

— Семья — это супруг и дети.

— Дети, — с горечью повторил Октавиан. — Значит, сын тебе всегда дороже любимого? Ты никогда не забудешь его мертвого отца?

— Я не давала обета безбрачия.

— Любовь рождается, живет и умирает. Я был несколько раз женат, но неудачно. Потом в разврате пытался потопить досаду. Я обладал самыми красивыми матронами Рима, но без любви. — Октавиан запнулся.

Верит ли ему Ливия или догадывается, что он врет — глупо, бесцельно, хвастает тем, чего никогда не было?

— Очень жаль, — все так же невозмутимо ответила Ливия. — Все эти увлечения не приносят счастья. Тебе нужен очаг.

— Да! — обрадовался Октавиан. — Я согласен!

Ливия в недоумении остановилась:

— Разве моя мысль уж так нова? Это же старая истина!

— Я понял, ты согласна стать моей Каей, матерью моей бедняжки Юлиолы!

— Твои родные не обрадуются твоему выбору.

— Они будут рады. — Октавиан склонился к ее руке.

...Вечерело. Вернувшись домой, Ливия села у окна. Она не мечтала. Вдова Тиберия Нерона взвешивала. Холеный мальчик с жеманными манерами не внушал ей страсти, но отвергнуть брак с одним из трех владык мира было бы безумием. Ливия Друзилла ощутила на плечах холодок златотканого пурпура и сладкую тяжесть диадемы на челе.

Она прежде всего мать осиротевшего ребенка. Брак с триумвиром оградит сына изгнанника от всех бед. Когда Тиберий возмужает, никто не посмеет упрекнуть его виной покойного отца...

Внезапно почувствовав, что она не одна, Ливия резко обернулась и вскрикнула в ужасе. В дверном проеме в сгустившихся сумерках стоял огромный черный призрак.

— Сгинь, уйди! — Она умоляюще подняла руки. — В чем моя вина? Зачем ты покинул царство теней?

— Я живой! — Тиберий Нерон шагнул к жене. — Ну, видишь? Не бойся...

Но Ливия уже не слушала. Кинувшись к мужу, всей грудью прильнула, осыпала поцелуями, гладила его постаревшее, обветренное лицо.

— Прости, прости меня, Тиберий!

— Да и я не без греха перед тобой. Думал, ты и малютка утонули в ту ночь!

— И я, и я считала тебя погибшим! Иначе никогда б... Нет, нет, мой Кай, еще никто не прикасался ко мне...

Тиберий молча поднял жену на руки.

За утренней трапезой Тиберий Нерон долго разглядывал свою супругу.

— А ты похорошела, — вдруг решил он. — Мальчишка, наверное, влюблен по уши?

— Не упрекай меня. — Ливия покраснела и, разрумянившаяся, казалась ему еще краше. — Я же не знала, что боги вернут мне тебя, мой Кай! — Она нагнулась и поцеловала его большую, загрубевшую от сельских работ руку. — Мой Кай! Мой единственный!

— Ты дала ему слово?

— Обещала подумать, но раз боги вернули тебя... Кто же мне еще нужен?

— Пока не отказывай.

Ливия с удивлением посмотрела на мужа. Прочтя в ее глазах немой упрек, Тиберий обнял жену и поцеловал в губы.

— Повторим наш медовый месяц. Напиши своему воздыхателю, что твоя кормилица, которую ты чтишь, как родную мать, заболела черной оспой. Красавчик испугается и сам не посмеет явиться в дом, отмеченный Гекатой. Недель шесть поживем вволю, а там... — Тиберий перевел дыхание. — Не забывай, что я до сих пор лишен огня и воды.

— Я вымолю тебе прощение!

— Пока не нужно. Незачем ему знать, что я в Риме.

Шесть недель пролетели для Ливии Друзиллы как один счастливый миг. Она засыпала в объятиях любимого, пробуждалась по утрам, слушала его ровное спокойное дыхание.

Дни они проводили в тенистом саду. Тиберий Нерон играл с сыном, учил ребенка натягивать лук, владеть кинжалом, вкладывал в слабые детские руки тяжелый римский меч, показывая, как надо держать его.

Ливия с умилением наблюдала эти воинственные игры. Ее сын рос мужчиной, воином, а не жеманной куколкой, игрушкой своих полководцев.