гарсона, пообещавшего поддержать его в исполнении всех задуманных им планов.

Войдя в дом, я поднялся как можно тише в комнату, где у меня было назначено свидание. Она располагалась на третьем этаже, потому что этот человек оставил второй этаж для важных гостей, какие могли бы к нему зайти. Обычно комната была довольно хорошо обставлена, но, не желая, чтобы правосудие наложило арест там, где он нанесет свой удар, хозяин кабаре все вывез накануне, причем никто, кроме его гарсона, не был в курсе этого дела. Он перевез мебель к кузену гарсона, кто был одним из его постояльцев и кому они оба доверили секрет.

/Жаркое дело./ Я открыл дверь комнаты так же тихо, как и поднимался. Я все-таки затворил ее за собой и застыл без движения, как от страха наделать шума, его могли бы услышать снизу, так и для того, чтобы самому не упустить, когда будет подниматься хозяйка. Мы договорились, что я открою эту дверь, как только она в нее поскребется, и мне нужно было стоять совсем рядом, чтобы не спутать ее с людьми, случайно забредшими сюда. Время показалось мне достаточно долгим, прежде чем я услышал, как она поднимается; просто-напросто она хотела пронаблюдать, как все ее люди удалятся, перед тем, как идти ложиться. Между мужем и гарсоном было условлено, — как только я прибуду, тот тотчас явится на подъездную дорогу к дому, или же мэтр пойдет его искать, чтобы обменяться новостями. Это было исполнено точно по уговору, причем жена ничего не смогла заподозрить. Хозяин кабаре сказал гарсону держаться наготове — зверь попался в сети. Вот так он говорил обо мне, и он, без сомнения, верил, что моя смерть так же близка, как смерть бедного кабана или какого-нибудь другого загнанного животного. Как бы там ни было, его жена удалилась, проследив за уходом всех ее людей, поскреблась в дверь комнаты, и я поторопился ей открыть. Моментом позже мы улеглись в постель и находились там добрые полчаса, когда гарсон открыл входную дверь своему мэтру. Тот вооружился пистолетом и кинжалом, чтобы на сей раз меня не упустить.

/Выпавший из окна./ Его жена и я были весьма далеки от мысли о том, что сейчас с нами случится, и мы задумывались лишь, как бы поприятнее провести время, когда этот муж, втихомолку поднявшийся со своим гарсоном, захотел открыть нашу дверь специально заказанным им дубликатом ключа. Мы были крайне удивлены, когда услышали эту возню, но так как, к счастью, я задвинул засов, у меня было время принять решение, подсказанное мне благоразумием, а именно — бежать. Но, когда я хотел одеться и кинуться во двор торговца жареным мясом, расположенный под окнами соседнего с комнатой кабинета, я оказался в такой спешке, что не успел натянуть ни мой камзол, ни штаны. Хозяин кабаре, кто был не менее предусмотрительным человеком, чем я, захватил с собой железный лом, чтобы разбить дверь, если она окажет ему хоть малейшее сопротивление, и так как дверь эта не была особенно крепка, он вскоре расколол ее надвое. Я был мудр — с первым же нанесенным им ударом я распахнул окно кабинета и выбросился на двор, где и свалился человек на двадцать подмастерий торговца, сидевших один подле другого. Они воспользовались прекрасным лунным светом, чтобы наворовать себе мяса, и вовсе и не думали обо мне. Так как я был совсем голый под рубахой, я позволяю поразмышлять, насколько они были поражены, увидев меня в подобном одеянии. Они меня знали, поскольку с тех пор, как я выиграл восемьдесят пистолей, я постоянно продолжал резвиться в прихожей Короля и не был там слишком несчастлив, так что эти легко нажитые деньги я и тратил так же легко, не отказывая себе в удовольствиях — торговцы жареным мясом и хозяева кабаре почувствовали это настолько же хорошо, как и торговцы перьями, тканями и лентами. И пока мне было позволено видеться с моей любовницей у нее, и даже после этого, я всегда был клиентом этого торговца жареным мясом, поскольку мне казалось, что у него имелось лучшее мясо, чем у других.

Эти подмастерья, наслышанные о моей интрижке с женой их соседа, потому что после устроенного им разгрома и не могло быть иначе, прекрасно догадались тогда о том, что со мной приключилось. Их хозяин и хозяйка, вовсе не любившие его по причине его крайней скупости и из-за того, что он был мало сговорчив с теми, с кем имел дело, дали мне башмаки, плащ и шляпу. Они с удовольствием дали бы мне и целый костюм, если бы у меня было время его натянуть, но так как они боялись, как бы ревнивец не явился меня искать к ним, когда он увидит, что я не мог спастись в другом месте, они мне посоветовали бежать, не теряя ни минуты. Я счел, что их совет был совсем недурен, и, последовав ему, предстал перед тем же Комиссаром, кто отвел его в тюрьму, когда он мне устроил свою первую свару. Я, конечно, поостерегся рассказывать ему все, как оно было на самом деле, потому что этим я только бы вызвал смех над самим собой. Если правда, что нет на свете города, где безнаказанно плодится столько рогоносцев, как в Париже, не меньшая истина то, что это злоупотребление карается в определенных случаях, вроде моего. По крайней мере, если со мной, и не случилось большой беды, все же моя любовница, чью репутацию я всегда желал уберечь, не отделалась столь дешево.

/Доходы полиции./ Итак, собравшись с духом рассказать ему ложь вместо правды, я начал говорить, якобы занимался игрой все послеполуденное время, и, задержавшись там до десяти часов вечера, так проголодался, выходя оттуда, что зашел в первое попавшееся мне на пути кабаре, попросил что-нибудь мне приготовить, но, под предлогом позднего времени, получил отказ; тогда я подумал, не направиться ли мне в знакомые места, где будут более милостивы со мной, и в этой надежде я явился к упомянутому хозяину кабаре; он пригласил меня подняться в маленькую комнатку рядом с его собственной, куда, как он мне сказал, он распорядится принести мне поесть; какой-то момент спустя он явился туда сам, делая вид, будто желает идти ложиться спать, и попросил меня пройти в его комнату в ожидании, пока мой ужин будет готов; я так и сделал, не подумав о том, что может со мной случиться; но всего лишь через минуту, вместо обещанного мне ужина, я увидел, как он входит в комнату в сопровождении двух гарсонов и двух бретеров, их я совсем не знал; они все впятером набросились на меня, ободрали меня догола, за исключением рубахи, и хозяин кабаре сказал мне вверить себя Богу, потому что он собирается заколоть меня кинжалом; я попросил его позволения удалиться в угол, дабы свершить там мою молитву; он мне это позволил; я вошел в кабинет, зная, что там имеется окно, выходящее на двор торговца жареным мясом, и выбросился в него, предпочитая лучше риск сломать себе шею, чем быть так подло зарезанным. Я добавил, что не знаю, почему хозяин кабаре настолько хотел меня убить, разве только потому, что я рассказал ему, как накануне выиграл шестьдесят луидоров в прихожей Короля и показал их ему в моем кошельке.

Комиссар, знавший, что этот муж имел добрые резоны не желать мне ничего хорошего, не поверил всему, что я ему наговорил, кроме как под условием проверки. Он подумал скорее, что все, чуть было не произошедшее со мной, получилось из-за ревности; и сколько бы я ему ни повторял, что тот, без сомнения, позарился на мои деньги, я не произвел большого впечатления на его рассудок. Это было правдой, как я уже сказал, я действительно выиграл шестьдесят луидоров накануне, но вовсе не было правдой, будто я их ему показывал, или что вообще они были в моем кошельке — я их оставил дома по причине множества воров, царствовавших в Париже в те же времена. Поговаривали, что Королевский Судья по уголовным делам безнаказанно покровительствовал ворам за определенное вознаграждение, и я не знаю, была ли это правда или нет, но отлично знаю, что, начиная с момента, когда закрывались лавки, небезопасно было высовывать нос на улицу. В эту эпоху не существовало еще ни Лейтенанта Полиции, ни ночных караулов, а те, кто должны были заботиться о соблюдении публичной безопасности, обвинялись так же, как и Королевский Судья по уголовным делам, в том, что получали свою часть от совершаемых краж, отговариваясь, словно бы они совершенно не знали, кто их совершал.

/Похвальное слово Месье Кольберу./ Добрым порядком, царящим сегодня, мы обязаны исключительно отеческим заботам Короля о своем народе и бдительности великого Министра, кто был смертельно ненавидим до настоящего времени, хотя, если внимательно изучить его поведение, то можно увидеть, что не существовало еще в Королевстве человека, кто трудился бы с такой пользой ради его величия. Именно ему мы обязаны устройством множества мануфактур, о каких никогда и не думали прежде. Доброе состояние Финансов, могущество Флота и тысяча других прекрасных вещей, перечислять их было бы слишком долго, также являются плодами его великого гения.

/Муж рогат и побит./ Комиссар был не прочь, чтобы я подал жалобу. Он нашел хозяина кабаре грубияном, когда он имел с ним дело, полагал, что тот был недостаточно наказан, и очень хотел, чтобы на этот раз тот бы так дешево не отделался. Он мне дал разрешение уведомить против него, и, не имея для предъявления других свидетелей, кроме подмастерий торговца, кого я, наверное, помял, свалившись на них, Комиссар зарегистрировал их показания. Они ему сказали, что я, должно быть, весьма спешил выброситься с третьего этажа; я упал на двух их товарищей, и