уж они-то все досконально знают о некоторых вещах. У Грации подруг не было, а мама жила в Пулье, в Нардо, и если бы дочь позвонила ей по такому поводу, она бы ринулась в Болонью со всей родней, даже не успев повесить трубку. У кабинета торчал Саррина, и Грации пришлось отвести назад полы куртки: не дай бог, увидит тест, такой поднимется переполох.
На магнитной доске осталась только фотография мальчика посреди моря травы. Все стикеры были выброшены в корзину. Вопрос уже не заключался в том, кто он, где держит деньги, каким образом достает оружие. Теперь его надо было поймать. Начать поиски, обнаружить и поймать.
По всей длине складной кровати, до самой подушки, были разложены протоколы прослушивания телефона на улице Вагнера, телефона Аннализы в Ферраре, телефонов всех родственников от Будрио до Милана и всех номеров, внесенных в память сотового, зарегистрированного на фирму «Ювелирные изделия Маркини» (крайне малочисленных).
Поймать его, как только он позвонит по одному из этих номеров.
На полу, от стола до стены, рулоны факсов на вонючей термостойкой бумаге, адресованных всем комиссариатам с просьбой установить наблюдение за регистрацией в (почти) всех гостиницах, отелях, молодежных ночлежках и пансионах Италии.
Поймать его, если он остановится, чтобы поспать.
На столе – копии ориентировок на розыск, разосланных по комиссариатам и постам карабинеров, в службу госбезопасности, во все таможенные пункты, подразделениям дорожной полиции, службам контроля на железных дорогах, в аэропортах и морских портах.
Поймать его, если он попытается выехать.
Поймать его, если он воспользуется своими документами, если возьмет деньги из банкомата или расплатится кредитной карточкой; если попытается забрать деньги из банка в Сан-Марино; если выйдет в Интернет; если поедет на своей машине. Поймать его, если включит мобильник со своей сим-картой (нет, это чересчур глупо) или даже с другой, потому что (да, это вероятно) он не знает, что и сам мобильный телефон, не только сим-карта, имеет внутренний код идентификации, и если он включит сотовый, хоть на одну секунду, его засекут и обнаружат.
На стуле у компьютерного стола первые результаты баллистических экспертиз оружия, конфискованного в Будрио и Сан-Марино. Два положительных результата. Плюс шестнадцать эпизодов, о которых заявил Д'Оррико. Итог: восемнадцать убийств.
В компьютере заключение эксперта-психиатра, доктора Морри, отправленное доктору Карлизи, а также и Грации, для ознакомления.
Объект исследования: Маркини Витторио по кличке Питбуль.
[…]Следует учесть, что с десятилетнего возраста Маркини подчинял все аспекты своей жизнедеятельности программированию и осуществлению убийств. Практически мы могли бы определить его как серийного убийцу. […] Тот факт, что с 1999 года он начал «подписывать» некоторые свои преступления, связывая их между собою и тем самым обнаруживая себя, можно интерпретировать как ускорение психотического процесса. С одной стороны, нарциссизм субъекта ищет форму самовыражения, и это заставляет его выйти за пределы молчания, в которое он был погружен все эти годы; с другой стороны, перед нами ярко выраженная просьба о помощи: Маркини чувствует, что он на грани бездны, и хочет быть остановленным до того, как эта бездна его окончательно поглотит.
Рядом приписка комиссара: «Фигня».
Изображение мальчика среди моря травы на магнитной доске смазал солнечный луч из окна, которое открыли, чтобы проветрить комнату. Казалось, его там больше нету, будто фотографию слишком быстро вынули из проявителя и изображение на глазах исчезло. Грация подошла к окну, стала двигать ставень, пока луч не пресекся, и мальчик посреди моря белой травы не вернулся на свое место.
Поймать его, как только он хоть что-нибудь предпримет.
Саррина опять заглянул в дверь.
Выйдя из комиссариата, Грация застегнула куртку до самой шеи: начинало холодать. Саррина предложил подвезти, но она отмахнулась, покачала головой:
– Спасибо, я прогуляюсь.
– Да ладно тебе, вот-вот дождь пойдет, давай хоть до остановки подброшу.
– Ну хорошо, – сказала она, хотя и знала, что совершает ошибку. Просто не хотелось перечить.
– Послушай, я заметил коробочку с тестом. Вот незадача…
– Что ты городишь? Я еще ничего не делала, к тому же это, скорее всего, ложная тревога.
– Большая у тебя задержка?
– Около недели.
– Черт…
– Да ну тебя, Сарри! Какого хрена встревать, когда ты в этом деле не смыслишь!
– Если залетела, оставишь ребенка?
– Я не знаю.
– Но ты залетела?
– Я не знаю! Не знаю! Не знаю!
У автобусной остановки она вышла, хлопнув дверцей. Одернула куртку, чтобы не торчал пистолет, сунула руки в карманы и направилась к перекрестку. Саррина был прав – сыро, пахнет железом и гарью, рано или поздно в самом деле пойдет дождь.
В автобусе она уселась на самое заднее сиденье, перед дверью, вытянув ноги на ступеньки. Взялась за поручень, оперлась подбородком о кулак, впившийся в нагретый металл. Смертельно усталая, закрыла глаза и на какую-то долю секунды задремала, уничтожилась в полной шорохов белизне, отключилась, вышла из контакта, смерклась. Она проснулась от первого же толчка, вся в поту, с пересохшим горлом, будто проспала несколько часов, но еще более усталая, чем прежде; хорошо еще, что ничего не снилось: Грация знала – если что-нибудь и приснится, то только он, мальчик с фотографии. Питбуль. Десятилетний ребенок, из которого мафиози сделал боевого пса. Ну вот, опять: она едет домой, чтобы хоть немного отключиться, забыть об этой истории – и снова погружается в самую гущу.
Чтобы отвлечься от этих мыслей, сунула руку в карман, нащупала коробочку с тестом на беременность – прямая ассоциация, там ребенок и тут ребенок. Как приду домой, сразу сделаю. Тайком от Симоне. Тайком. Почему тайком? Потому что это касается только меня.
Она подняла глаза к окошку и увидела на стекле полосы дождя, косые, частые. Пока доехали до ее остановки, все окошко уже было покрыто, будто лаком, густой, блестящей, влажной пеленой, и когда Грация вышла из автобуса, то пожалела, что вылезла из автомобиля Саррины на середине пути.
Двор был небольшой, квадратный; Грация быстро пробежала его, прыгая через лужи, образовавшиеся между щебнем, но пока добиралась до парадного, все равно вымокла. Поднялась на крыльцо, вжалась в мокрую деревянную дверь, стараясь укрыться под крохотным козырьком, пока искала ключи в кармане джинсов.
С козырька текло прямо за воротник куртки, и от этого можно было осатанеть.
Оказавшись внутри, со вздохом облегчения расстегнула куртку, откинула назад мокрые волосы, провела рукой по лицу, покрытому каплями дождя. Открыла дверь в квартиру, крикнула: «Симоне, я пришла!» – и тут повернула голову, услышав позади себя какой-то шорох.
Она успела что-то разглядеть краем глаза и сразу поняла, что это Питбуль, хотя он и выглядел совсем не так, как на фотографиях.
Грация сделала шаг в квартиру, развернулась и крикнула: «Нет! Нет!» – и тут Питбуль приставил ей к виску глушитель пистолета 22-го калибра и спустил курок.
– Доктор? Это Матера, извините, что звоню домой, но дело неотложное. Нам позвонил парень, который живет с Негро. Скверная история…
Где я? Нигде.
Он не мог иначе ей ответить; можно было бы сказать – в Имоле, но ведь они уже доехали почти до
