бесчисленных моих недостатков.
И спотыкающейся походкой арестанта в ножных кандалах побрел к двери.
— Доктор Джонсон.
Он замер, обернулся. Марта встала из-за стола, чувствуя, что кренится набок: одна нога боса, другая обута. Она чувствовала себя маленькой девочкой, затерянной в странном мире. Доктор Джонсон был не только на два века старше нее, но и двумя веками мудрее. И безо всякого стеснения она спросила:
— А как же любовь, сэр?
Нахмурившись, он положил руку себе на грудь — наискосок, прикрывая сердце.
— Воистину, нет на свете ничего, что так искушало бы бдительность разума, как мысль провести жизнь с милой тебе женщиной, и если б только все грезы любящего воплощались, я затруднился назвать бы другое земное счастье, коего стоило бы добиваться.
Его глаза теперь смотрели зорко — и прямо на нее. Марта почувствовала, что смущенно краснеет. Боже, как нелепо. Сто лет назад разучилась краснеть. И все же сейчас, краснея, она не чувствовала себя нелепо.
— Но?
— Но любовь и супружество — разные состояния. Те, кому приходится вместе страдать от бед и часто страдать ради друг друга, вскоре утрачивают ту нежность взгляда и то благодушие разума, кои порождены бывают совместными беспечными наслаждениями и удачными увеселениями.
Сбросив вторую туфлю, Марта выровнялась и вновь взглянула на него.
— Значит, все понапрасну? Любовь — это всегда ненадолго?
— Мы уверены, что красота женщины не вечна; мы не уверены, что вечна ее добродетель. — Марта опустила глаза, словно молва о ее бесстыдстве достигла даже минувших веков. — И мужчина не в силах всю жизнь окружать ее тем почтением и усердными знаками внимательности, коими пленяет ее на месяц или на день.
С этими словами доктор Джонсон вперевалочку, спотыкаясь, вышел за дверь.
Марта поняла, что потерпела сокрушительное поражение: ей не удалось произвести на него впечатление, а он вел себя так, словно из них двоих ненастоящая — она сама. Но одновременно ей стало легко, задорно и весело, точно она отыскала родную душу, которую давно искала.
Она села за стол, влезла в туфли и вновь стала гендиректором. Логическое мышление вернулось. Разумеется, с Джонсоном придется расстаться. В других уголках земного шара «Питко» уже бы грозили многомиллионные иски о сексуальных домогательствах, оскорбительных расистских высказываниях, невыполнении условий договора — клиентов, дескать, не сумели рассмешить — и бог весть еще о чем. К счастью, островное законодательство — другими словами, воля высшего менеджмента — не признавала существования каких-либо особых контрактов между Гостями и «Питко»; в случае обоснованных нареканий проблема решалась полюбовно, что обычно предполагало выплату денежной компенсации в обмен на клятву молчать. Старая традиция «Питмен-Хауза» — подписки о неразглашении — работала исправно.
И что теперь — нанять нового Джонсона? Или поставить другой «Обед» — с новым хозяином? Вечер с Оскаром Уайльдом? Идея рискованная, по известным причинам. Ноэль Кауард? Та же проблема. Бернард Шоу? Как же, как же, достославный нудист и вегетарианец. Что, если он начнет проповедовать свою веру прямо за обеденным столом? Нет, даже думать не стоит. Неужели все мудрецы Старой Доброй Англии — сплошь безумцы?
Сэра Джека не допускали на совещания руководства, но исполнять чисто декоративную роль на ежемесячных заседаниях высшего совета разрешали. Он являлся при всем своем губернаторском параде: треуголка с галунами; эполеты в форме позолоченных щеток для волос; аксельбанты толщиной с лошадиный хвост; пестрые, как белье на веревке, ордена («Награди-себя-сам», так сказать); под мышкой неизменно зажата резная офицерская трость — изделие местных сувенирных мастерских; на пояснице — шпага, вечно бьющая Губернатора по коленкам. У Марты при виде этого наряда не рождалось никаких ассоциаций с хунтами и прочим тоталитаризмом; напротив, его смехотворная напыщенность была для Марты лишним подтверждением того, что Губернатор смирился со своим опереточным статусом.
Раза два-три после «Кокрейн-Харрисоновского» переворота сэр Джек нарочно являлся на заседания с опозданием, следуя извечному закону физики «начальство задерживается»; но всякий раз он обнаруживал, что начали без него, и вынужден был пристраиваться на унизительном месте в дальнем конце стола. Дабы самоутвердиться, он расхаживал по комнате, произнося длинные речи и даже пытаясь давать конкретные указания отдельным лицам. Но, кружа вокруг стола, видел лишь беспардонные затылки. Где они — пугливо бегающие глаза, крутящиеся вокруг своей оси головы, подобострастно строчащие со свистом авторучки и тихо пощелкивающие клавиатуры лэптопов? Он по-прежнему рассыпал идеи, как гигантское «огненное колесо»; но теперь искры падали на каменистую пустыню. Все чаще сэр Джек отмалчивался, замыкаясь в себе.
Заняв свое место, Марта заметила рядом с сэром Джеком незнакомого человека. Нет, слово «рядом» тут не годится — скорее уж «в тени», ибо колоссальные габариты и кричащие благим матом одежды сэра Джека довлели над всем его ближайшим окружением. Что ж, когда-то, в годы былого высокомерия, Губернатор сравнивал себя с могучим дубом, укрывающим своей сенью подчиненных. Сегодня он спасал от дождя самый настоящий гриб: вкрадчиво-серый итальянский костюм, белая, застегнутая на все пуговицы рубашка, круглая голова с коротко остриженными седыми волосами. Стиль середины 90-х выдержан безупречно — даже очки были той же эпохи. Может, это один из крупных инвесторов, которым все еще заговаривают зубы? Когда же до них наконец дойдет, что первые дивиденды получат разве что их внуки?!
— Мой друг Джерри Бэтсон, — объявил сэр Джек, обращаясь скорее к Марте, чем ко всем остальным. — Прошу прощения, — добавил он тут же, сокрушенно качая головой, — отныне СЭР Джерри.
Джерри Бэтсон. Фирма «Кабо, Альбертаччи и Бэтсон». Гриб отреагировал на слово «сэр» легкой улыбкой. Он почти растворялся в воздухе, незаметный-незаметный, кроткий… Дзэнский отшельник. Камушек в вечно струящемся потоке, немой колокольчик на ветру.
— Простите, — произнесла Марта, — я не совсем понимаю, в каком качестве вы здесь присутствуете.
Джерри Бэтсон знал, что самому объяснять свое присутствие ему не придется. Раздался раздраженный перезвон орденов — то вскочил сэр Джек. Да, внешность опереточная — но тон он взял вагнеровский, вернув кое-кого из присутствующих назад в дни «Питмен-Хауза- 1».
— Качество Джерри, мисс Кокрейн, качество Джерри состоит в том, что он задумал, помогал задумать, оказал важнейшее содействие при подготовке замысла всего, черт подери, Проекта. В каком-то смысле. Пол подтвердит.
Марта посмотрела на Пола. К ее удивлению, он непоколебимо выдержал ее взгляд.
— Это было еще до тебя. Сэр Джерри сыграл ключевую роль в предварительной работе над Проектом. Она задокументирована.
— Мы все ему, несомненно, благодарны. Но вопрос остается вопросом: в каком качестве он здесь?
Бессловесно, выставив в умиротворяющем жесте ладони, Джерри Бэтсон воспарил над стулом — вроде бы безо всякой помощи мускулов. И, еле заметно кивнув Марте, покинул
