— Что же сие означает? — озадаченно спросил Овцын.
— Если бы я знал. — Ильин потер подбородок. — Давайте вместе думать. Ясно, что это не случайные совпадения. Налицо какой-то четкий цикл… Анна Аполлоновна, вы астрономию знаете?..
— Н-нет. Кое-какие созвездия указать могу.
— Это нам без надобности… Нам бы узнать периодичность вращения Земли и других планет, циклы движения самой Солнечной системы. Тут ведь явная взаимозависимость временных и пространственных перемещений… Помните, мы вначале о днях спорили. И у каждого из вас на один день разница выходила, а у меня с вами, Анна Аполлоновна, на целых тринадцать. Это оттого, что в мое время была проведена коррекция календаря — за много веков набежало тринадцать дней из-за несовершенств григорианского летосчисления, а у вас всех разница по одному дню — как раз столько и набегало за столетие. Выходит, мы с вами попали сюда в один и тот же день, только с разницей в пятьдесят семь в какой-то кратности лет…
— Опять ничего не понимаю, — сказал Овцын.
— Эх, — Ильин досадливо покусал губу, потом включил фонарик и позвал: Идите сюда.
Когда из тьмы вынырнули малиновый камзол и белая блузка, он направил луч фонаря на землю, поднял первую попавшуюся щепку и начертил концентрическую окружность, затем пересек ее длинной чертой.
— Представьте себе, что это орбита движения Земли. В данном случае не имеет значения: внутри Солнечной системы или вместе со всей нашей звездной системой внутри Галактики, либо еще какой-то группы космических тел. Дело в том, что мы с вами движемся одновременно во множестве проекций, пересекаем замкнутые пути комет, метеоритных потоков, поля притяжения невидимых звезд и так далее. Поскольку я никогда этими материями как следует не занимался, ни одной цифры я не помню. Знаю только, что вокруг Солнца мы с вами оборачиваемся за триста шестьдесят пять дней… И все же давайте представим, что эта окружность представляет собой схему некоего циклического движения Земли продолжительностью в пятьдесят семь лет. А вот эта черта — наш с вами канал во времени или, как я его фигурально обозначил, свищ низкого давления. Каждые пятьдесят семь лет, когда Земля проходит эту точку, в свищ засасывает… ну хотя бы нас с вами. Если, конечно, на пути этого свища оказывается кто- то…
— Единственное, чего не могу понять, — задумчиво начала княжна, — это связи между воздействием метеорита на здешнюю природу и образованием этого… изменения во времени… Какая зависимость между столь разнородными явлениями?..
— А вот и ошибаетесь, почтеннейшая Анна Аполлоновна, — с превосходством проговорил Ильин. — Лет этак через полсотни после вашей… э-э, жизни, нет, вернее, вашей молодости, наука установила взаимосвязь этих физических категорий — пространства и времени. Я не дока по этой части — и в школе-то кое-как на четверочку вытягивал…
— Что это? — заинтересовалась княжна.
— Ну, оценка такая — «хорошо»… Так вот, несмотря на мои скромные успехи в этой области, я запомнил, что современная физика доказала взаимозависимость пространственно-временных изменений.
Ивашка в голос зевнул и пробормотал молитвословие. Ильин вдруг осознал: то, что он говорит, звучит для его товарищей по несчастью как некая тарабарщина. Но Бестужева-Мелецкая вновь ободрила его:
— То, что вы говорите, просто восхитительно. Хоть я и не совсем понимаю, но успехи естественных наук…
Ильину стало отчего-то неприятно выслушивать восторги княжны. Он еще сам не отдавал себе отчета — то ли причиной было его собственное весьма поверхностное знакомство с физическими теориями, и «срывать аплодисменты» в такой ситуации оказывалось неловко, то ли попросту претил ему захлебывающийся стиль эмансипированной барышни. И потому он сказал, прервав Бестужеву:
— Знаете, вскорости после этого физики объявили об остром кризисе, возникшем в науке, о тупиковой ситуации. Так что я не стал бы столь превозносить естественные науки. В результате успехов той же физики было создано самое страшное средство массового истребления людей, а другие науки, определившие крутой рост технической цивилизации, повинны в том, что не предусмотрели ужасающего загрязнения природной среды обитания человека… Нет, что бы там ни говорили, а я патриот гуманитарного знания. История, археология, философия, да и филология, мне особенно родственная — все они за последнее столетие дали человечеству не меньше благ…
— Какие же, позвольте полюбопытствовать? — заметно посуровевшим голосом вопросила княжна.
— Да, знание о своем прошлом — оно бывает иной раз куда нужнее, чем знание о строении вещества. Корни человека, народа — вот что изучают эти науки. Лиши нас знания своей родословной — и опомниться не успеем, как потеряем свободу. Все поработители начинали свою работу с извращения истины, с фальсификации прошлого…
— Насчет родословия полностью с вами согласен, — подал голос Овцын. Что бы там ни говорили, а генеалогия — превеликой важности предмет, и вам, Анна Аполлоновна, не след ею небречь. Для вашей фамилии достославной какая-то там физика — это просто плюнь да разотри, прошу покорнейше простить за резкость выражения…
Княжна презрительно хмыкнула, но ничего не ответила. После продолжительного молчания снова заговорила — с легким оттенком обиды в голосе.
— Хоть вы и полны непонятного мне скепсиса в отношении естественных наук, но прошу вас договорить о взаимозависимости пространства и времени.
Ильин был рад полной темноте — иначе Бестужева заметила бы, как смутили филолога ее слова. «Невежа!» — досадливо сказал он себе и, стараясь сохранить невозмутимость в голосе, принялся за объяснения.
— Дело в том, что оба эти явления имеют материальную природу, и при изменении одного меняется и другое. К примеру, в космической ракете, летящей со скоростью света… — Ильин умолк, вдруг сообразив, как воспринимают его слова в подземелье, но полное молчание заставило его говорить еще быстрее. Я имею в виду умозрительную возможность полета от одного небесного тела к другому. Так вот, для пассажира такого летательного аппарата — ракеты пройдет в пути, к примеру, один год, а для жителя Земли, который никуда не летит, — несколько лет.
— Но при чем здесь метеорит? — спросил Овцын.
— Ради бога, не задавайте мне подобных вопросов, — взмолился Ильин. — Я сам едва кумекаю в этих хитросплетениях теории относительности — так именуется учение, которое пытается дать объяснение природы пространства и времени. Единственное, что я могу — вместе с вами предполагать… Так вот, возможно, для метеорита, пришедшего из космоса, время текло иначе, чем для нашей планеты, и при ударе произошло смещение земного времени. Я представляю это себе примерно как удар камня по резиновой преграде.
— Какой? — не понял коллежский секретарь.
— Ах да, в ваше время не было резины. Ну тогда представим себе натянутую ткань, хотя это не совсем наглядный пример. На эту ткань падает камень, и преграда начинает колебаться — то туда, то сюда, пока не затухнет энергия удара. Если представить себе, что колеблется время, то можно вообразить, как на ограниченном участке происходит смешение пластов прошлое совмещается с будущим. А биологические объекты — то бишь мы с вами, оказавшиеся в точке касания разных времен — как бы проваливаются в иное измерение. В данном случае так и произошло с нами.
В темноте раздался смешок Овцына, и вслед затем коллежский секретарь проговорил:
— Но раз происходит колебание, значит, мы можем попробовать и назад вернуться — стоит прыгнуть снова в эту яму, как нас может бросить в обратную сторону.
— Э, да вы неплохо схватываете, — с удивлением отозвался Ильин. — Не зря, видно, в эпоху Ломоносова жили.
Щеголь самодовольно кашлянул.
— Но ведь не будешь же сидеть в воронке целыми днями, а то и месяцами, — сказал филолог. —
