— Ну, а ты как бы себя чувствовал, если бы тебе пришлось надеть что-то подобное? — спрашивает его тогда Дэн.

— Ну, я же не идиот, — ответил Майк.

— Заткни свою пасть! — говорит Дэн.

В общем, Майк сдержал свое слово. Во второй раз я боролся с парнем по имени «Овод». У него был костюм с таким хоботом, как у мужи, и маска с огромными очками. Я швырнул его на ринг и уселся ему на голову, и заработал свои девятьсот баксов. А в публике кто-то заверещал: «Ура Дурачку! Ура Дурачку!» В общем, все прошло не так уж плохо.

В третий раз я боролся с Феей, и мне даже разрешили трахнуть его по башке его же волшебной палочкой. Ну и после этого было еще много парней, так что мы с Дэном смогли отложить пять тысяч долларов на то, чтобы начать разводить креветок. Но вот что я вам должен сказать: публика меня полюбила. Женщины писали мне письма, а в магазинах начали продавать дурацкие колпаки, как у меня. Выхожу я иногда на ринг. а в публике сидят с сотню человек в таких же колпаках, как у меня, и подбадривают меня. От этого становилось гораздо приятнее на душе, понимаете?

С Дженни у нас тоже сложились очень хорошие отношения, за исключением вопроса о моем участии в реслинге. Каждый вечер, когда она возвращалась с работы, мы готовили ужин, и сидели вместе с Дэном в гостиной, обсуждая наш бизнес по разведению креветок. Мы решили поехать в родные места Баббы и арендовать часть болота на берегу Мексиканского залива, купить сетку, и небольшую лодку, чтобы кормить с нее креветок, пока они растут. ну и другие вещи. Дэн сказал, что нам нужно будет пристроиться где-то жить, ну и покупать еду и прочее, пока дело не начнет давать прибыль. Он сказал, что пяти тысяч долларов на первый год хватит — а потом мы сможем жить на доходы от креветок.

Проблема заключалась в Дженни. Она сказала, что раз мы уже заработали пять тысяч, почему бы нам не упаковаться и не ехать туда? В общем, это было разумно, только, по правде говоря, я еще не был готов уезжать отсюда.

Понимаете, с тех пор, как мы играли с этими небраскинскими кукурузниками в финале Оранжевой лиги. у меня не было ощущения, что я делаю что-то важное. Ну разве что, когда я играл в пинг-понг в Китае, да и то только пару недель. А теперь каждую субботу я слышал, как люди хвалят меня. Именно МЕНЯ — идиот я или кто там еще.

Слышали бы вы, как они вопили, когда я сделал большого Жернова, который вышел на ринг, оклеив тело стодолларовыми бумажками. А потом был «Удивительный Эл» ил Амарилло, и я сделал его при помощи бостонского захвата, и получил звание чемпиона Западных штатов. А потом, я боролся Гигантом Джуно, он весил почти двести килограмм, и на нем была леопардовая шкура, а в руке — картонная дубинка.

Но вот однажды вечером приходит Дженни с работы и говорит мне:

— Форрест, нам нужно поговорить.

Мы пошли на улицу, пристроились у небольшого ручья, и она мне говорит:

— Форрест, мне кажется, ты слишком увлекся этим реслингом.

— Что ты имеешь в виду? — удивился я, хотя чувствовал, к чему она ведет.

— Ты знаешь. что мы заработали уже почти десять тысяч долларов, это почти вдвое больше, чем нужно для разведения креветок, по подсчетам Дэна. И я хочу тебя спросить — неужели тебе нравится каждую субботу выходить на ринг и строить из себя дурака?

— Но я вовсе не строю из себя дурака! — возразил я. — Просто я должен радовать моих болельщиков. Ведь я теперь очень популярен! Нельзя же вот так все бросить и уехать.

— Это все чушь, — говорит Дженни. — Кого ты называешь «болельщиками» и что такое эта твоя «популярность»? Те, кто готовы платить за это отвратительное зрелище — просто дебилы. Подумать только, взрослые мужчины выходят на сцену в раковинах и делают вид, что калечат друг друга! Стоит только подумать, как они себя при этом называют — «Растение»! «Какашка»! — и в конце концов, ты, «Дурачок»!

— Ну и что ту плохого? — спросил я.

— Как ты думаешь, что я должна переживать, когда я знаю, что мой парень, которого я люблю, прославился в качестве «Дурачка» и каждую субботу выставляет себя на потеху — даже по телевизору!

— Но ведь за это неплохо платят, — говорю я.

— Черт с ними, с деньгами, — говорит Дженни. — мне не нужны эти долбанные деньги!

— Неужели есть такие люди, которым не нужны лишние деньги? — недоуменно спросил я.

— Только не такой ценой, — говорит Дженни. — Я хочу сказать, что пора нам найти себе место, где мы могли бы жить спокойно, а ты мог бы найти хорошую работу — ну, например, этот креветочный бизнес. Мы купили бы маленький домик, с садом и собакой, и даже, может быть, завели бы детей. Лично мне хватило той славы, которую я получила в «Треснувших яйцах», и ничего хорошего из этого, кстати, не вышло. Я не стала счастливой. Мне уже почти тридцать пять лет, и мне уже хочется спокойной жизни….

— Ладно, — говорю я, — мне кажется, что все-таки МНЕ принадлежит последнее слово — продолжать мне что-то делать, или не продолжать. Я же не собираюсь заниматься этим всю жизнь — просто сейчас оказалось самое подходящее время.

— Ладно, а я тоже не собираюсь болтаться тут и ждать, пока тебе надоест, — сказал Дженни. Только я тогда не поверил, что она это всерьез.

После этого я провел еще пару матчей, и само собой, оба выиграл. И вот звонит как Майк мне и Дэну из своего офиса, и говорит:

— Парни, на этой неделе нужно будет встретиться с Профессором.

— Кто это еще такой? — спрашивает Дэн.

— Он из Калифорнии, — говорит Майк, — там считается очень крутым. Тоже метит на звание Чемпиона Запада.

— Я готов, — говорю я.

— Но вот какое дело. парни, — говорит Майк. — На этот раз ты, Форрест, должен будешь поддаться.

— Поддаться? — говорю я.

— Поддаться, — отвечает Майк. — Понимаешь, ты уже давно выигрываешь. месяц за месяцем. Неужели неясно, что пора бы и проиграть, чтобы поддержать немного популярность?

— С чего это?

— Очень просто. Публика любит несчастненьких. А когда побеждаешь после поражения, ты смотришься гораздо лучше.

— Мне это дело не нравится, — говорю я.

— Сколько ты платишь? — говорит Дэн.

— Два куска.

— Мне это не нравится, — говорю я.

— Два куска — это куча денег, — говорит Дэн.

— И все-таки мне это не нравится, — говорю я.

Но мне пришлось согласиться.

В последнее время Дженни вела себя как-то странно. Но я решил, что все дело в нервах. А потом она приходит домой и говорит:

— Форрест, я на пределе. Пожалуйста, не ходи туда и не борись.

— Но я должен, — говорю я. — К тому же, все равно мне придется поддаться.

— Поддаться? — спрашивает она. Я объяснил ей идею майка, а она отвечает:

— Какая гадость, Форрест, это просто ужасно!

— Это мой мир, — отвечаю я ей — вроде это соответствовало моменту.