Для тех читателей, которые слишком молоды (или слишком стары), чтобы представить себе общую военную ситуацию конца 1944 года, данное примечание может быть полезным. С триумфального начала в Пирл Харбор и до сражения у Мидуэя (июнь 1942 года), военные действия шли с подавляющим успехом японцев — гораздо успешнее, чем говорили их самые оптимистические прогнозы. За шесть месяцев они поставили под свой контроль огромную территорию, простиравшуюся от Алеутских островов на севере до Новой Гвинеи на юге, от Индо-Бирманской границы на западе до островов Гилберта на востоке. Поражение при Мидуэе (знаменательное название — букв. „середина пути“) явилось поворотным пунктом. Только в одном бою имперский флот потерял не менее четырех авианосцев, и уже никогда не оправился от удара. После этого противник стал добиваться успеха в сражении за сражением, хотя зачастую и самой тяжелой ценой. В то время как истинные факты скрывались от народа до самого конца, правительство и военные руководители совершенно очевидно знали, что растущий материальный дисбаланс между ними и противником ведет Японию в опасном направлении. По мере того, как с каждым месяцем ситуация на Тихом океане все ухудшалась, стало ясно, что в каком-то пункте придется держать последний рубеж обороны. Им стали Филиппинские острова, которые американцы вознамерились оккупировать в конце октября 1944 года. Сохранить Филиппины было крайне необходимо: японские руководители сделали совершенно правильный вывод, что потеря этих стратегически важных островов будет знаменовать собой проигрыш войны на Тихом океане. 17 октября, в день прибытия на Филиппины вице-адмирала Ониси, головные части американских сил вторжения высадились на острове Салутан у входа в залив Лейте; одновременно мощная армада американских кораблей собралась в Филиппинском море с целью вернуть острова. Для предупреждения вражеских действий, крупные силы специального назначение под командованием адмирала Курита атаковали американские корабли в заливе Лейте.

Битва в заливе Лейте — крупное сражение, состоявшее их четырех основных боев — была одной из самых жестоких на море за всю мировую историю (см. Samuel Eliot Morison, Leile. Boston, 1958). Она началась в середине октября, и ее результат был полностью противоположен предполагавшемуся. Второй флот адмирала Курита, в который входили главные военно-морские силы Японии в этом регионе, был уничтожен. Являя собой как бы символ случившегося несчастья, „Мусаси“ — один из двух японских гигантских линкоров, на которые возлагалось так много надежд, был неисправимо поврежден; когда он начал медленно погружаться, его командир адмирал Инокути совершил харакири во искупление этой потери. Это эпическое сражение стало свидетелем первого использования организованных отрядов камикадзе, поднявшихся с Мабалаката 25-го, однако было уже слишком поздно, чтобы хоть как-то повлиять на события. В конце дня японцы потеряли еще два линкора, а еще раньше все четыре их авианосца были потоплены вместе с многочисленными крейсерами и эсминцами. Катастрофа в заливе Лейте ознаменовала фактическое прекращение существования имперского флота в качестве боевой силы оперативного реагирования; этот факт, совместно с быстрым исчерпанием запасов бензина и крайней нехваткой самолетов, означал, что впервые со времен Кублай-хана японские острова стояли перед лицом возможного успешного вторжения, что и убедило таких людей, как Ониси и Угаки в том, что лишь необычная, то есть самоубийственная тактика может противостоять превосходящим американским силам.

18 января 1945 года, в Тайнане. Иногути, с. 123. Примерно в то же самое время он заметил в разговоре с корреспондентом газеты, что, даже если Япония не сможет выиграть войны, память о тех молодых людях, которые пожертвовали собой ради страны (сэйнэн-тати га кокунан-ни дзюндзитэ), сохранит Японию и японцев от уничтожения. Кусаянаги, Токко-но сисо, с. 17.

Иногути, с. 70, и Millot, L'Epopee Kamikaze, p. 143

„Симпу“, с. 94. Японское выражение тосоцу-но гэдо (букв. „отклонение от общего“) была переведена как „unorthodox command“ (Inoguchi, p. 70) и еще более свободно — „un precede monstrueuse“ (Millot, L'Epopee Kamikaze, p. 143).

Как и самого Ониси, капитана Иногути устрашила идея самоубийственной тактики, когда она была предложена на начальном этапе войны; он заявил, что „за подобную бесчеловечность придется отвечать перед небом“ (Иногути, с. 170). Теперь, однако, он уже был уверен, что подобные методы оправданны, поскольку в данном затруднительном положении у Японии нет иного выхода.

Командующий Накадзима, лично отдававший много приказов о вылете камикадзе из Мабалаката, никогда не забывал о необычности подобной тактики. „Мои приказания о вылете, — писал он, — являлись всего лишь функционированием внутри системы, а мое присутствие в этой системе было так же лишено рациональности, как и сама система“ (Иногути, с. III). Однако, как мы знаем из истории японских героев, во времена кризисов резонность была далеко не главным критерием.

Кусаянаги, „Токко-но сисо“, с. 37–39. Относительно различных реакций в Высшем Командовании на энтузиазм летчиков в отношении идеи с камикадзе Милло дает следующий комментарий:

„Это спонтанное добровольчество было одновременно и возвышенно, и волнующе. Возвышенно, так как демонстрировало восхотительную ватриотическую веру и решимость; оба эти качества были живительными в те трудные времена. Это было также и волнующим, потому что грозило выйти из берегов иерархических структур.“ (L'Epopee, p. 264).

В газетном интервью генерал-лейтенант Ватанабэ Сэй, служивший во время войны командиром морского отряда специального назначения, сказал, что вначале военные упорно выступали против тактики камикадзе: „Мы не видели смысла в потерях жизней и ценного оборудования… Летчики-камикадзе возникли из-за суровой необходимости.“ „Stars and Stripes“, 20th July 1968.

Иногути, с. 19 и „Симпу“, с. 48–49. „Сто миллионов“ стало устоявшейся гиперболой с сильными патриотическими ассоциациями. Ср. популярный лозунг военного времени, авторство которого приписывается неистовому генералу Араки: „сто миллионов сердец, бьющихся как одно“ (итиоку иссин).