– Да, снова!

Он сделал к ней шаг:

– Но я говорил тебе, когда женился, что хочу иметь большую семью. Я предупреждал об этом.

– Что значит большую? У нас четверо детей, и я обожаю их, но не хватит ли? Сколько еще тебе нужно?

– Сколько получится.

Она насмешливо улыбнулась:

– Сколько Бог пошлет?

– Если хочешь, считай так.

– Ты же не веришь в это, Донал. Ты неверующий.

– У разных людей разные веры. Принципы. И один из моих принципов – никакого контроля за рождаемостью. Кроме ритма.

– Но ты ведь не придерживаешься даже этого. Ты берешь меня, когда тебе этого захочется.

– Да, но ты тоже любишь это.

– Ты хочешь, чтобы я рожала детей, пока не упаду?

– Ты не упадешь. Ты здорова как лошадь.

Он обнял ее за плечи. Его ладони, прикоснувшиеся к ее округлившейся плоти, были горячи.

– В Фолл-Бурже тоже одеваются в такие сорочки, только они у них черные. Черные кружева, да? – И когда она не ответила, повторил: – Да?

– Я не помню. Оставь меня в покое.

– Нет, ты помнишь. Ты все помнишь. Как мы вернулись в свою комнату в отеле, как мы…

Ее голос дрожал, когда она снова повторила:

– Оставь меня в покое.

Прижатая к кровати, она теряла равновесие. Одной рукой она загородилась от него, другой пыталась ударить его в грудь.

– Сильная. Сильная. Давай, повоюй со мной. Мне это нравится.

Она была на грани слез.

– Донал, нет, я сержусь. Ты разве не видишь, что я сержусь?

Он спустил тонкие бретельки с ее плеч – мягкий шелк упал на пол. Донал слегка подтолкнул ее, и она упала на кровать, на одеяло, сложенное в ногах. Он смеялся, уткнувшись в ее плечо:

– Давай, Мэг, ты же не сердишься. Ты не можешь сердиться на меня.

Она сопротивлялась:

– Могу, могу.

Он все еще смеялся:

– Но я знаю, что делать. Я всегда знаю, правда? Глупо было бороться, все равно что пытаться сдвинуть скалу.

– Ну, пожалуйста, не сейчас.

– Нет, сейчас. – Смех смолк. – Именно сейчас. Малышка Мэг, ну же. Да, малышка Мэг.

– Тебе это понравилось, – услышала она его шепот, почувствовала шелк одеяла, которым он укрыл ее и заботливо подоткнул под ноги. – Поспи. Еще есть время. Я пойду к мальчикам.

Она не спала. Он снова доказал ей, что может делать с ней, что захочет. Черт побери, может ведь. И она нахмурилась, с усилием вспоминая, пытаясь проследить все с самого начала, с того дня в доме Ли… Тогда все суетились вокруг Дэна, сидящего в глубоком кресле, а она стояла в стороне у пианино. Донал сразу подошел к ней.

– Нас еще не познакомили, – сказал он. – Какой прелестный цвет для холодного дня. Вы похожи на рождественскую розу.

Она была такая наивная – викторианский пережиток. Слишком наивная, чтобы понять, что ей хотелось от него. Но он понял.

Он все знал про нее. Может быть, так положено. Мужчина ведет, а женщина, оберегаемая его заботой, следует за ним. Кажется, так устроен мир.

Пять лет, подумала она и снова вернулась мыслями в свою комнату в колледже, когда, мечтая у окна, видела за красками неба, деревьев, мокрых зонтов прохожих свое будущее, которое в чем-то оправдало ее ожидания, в чем-то оказалось совершенно другим. Но как можно предвидеть?

Снизу доносились голоса. Донал играл с мальчиками в детский вариант кеглей, которые он купил им.

Муж вел двойную жизнь. Он никогда не рассказывал о делах, но все равно многое просачивалось сквозь завесу тайны. Телефонные разговоры, доносящиеся из соседней комнаты. Что-то говорилось, когда приходили компаньоны. Она знала, когда случались неприятности, как в том случае с засадой на караван грузовиков. Она знала, но держала это при себе, что он открыл счет в Швейцарии, как и многие бизнесмены, занимающиеся так называемым уважаемым бизнесом. Ее удивляло количество денег и легкость, с которой