Отпив глоток вина, Эбби сделала приглашающий жест:

– Не хочешь присоединиться ко мне? Места хватит, ванна большая.

– И ты еще спрашиваешь! – Зан проворно влез в ванну, и тут же пена поднялась и стала напоминать Гималаи.

Эбби не отрываясь смотрела на его лицо, теперь ей была отчетливо видна татуировка с причудливо изогнутым кельтским крестом.

Она умирала от любопытства, но долго не решалась задать вопрос. Никакого прошлого, никакого будущего – таковы были правила.

– У твоей татуировки какой-то особый смысл? – наконец осторожно произнесла она.

Зан потер шею.

– Да. Это остатки моей бурной молодости. Я сделал ее в двадцать три года в память об отце. Он был полицейским, как мой младший брат Кристиан. Его вызвали на семейный скандал: муж угрожал ружьем своей жене. В итоге дело закончилось тем, что вместо жены негодяй застрелил моего отца.

– Как ужасно! – Эбби поежилась. – Мне так жаль. Зан нахмурился, вспоминая:

– Тогда мы с моим другом решили проехать через всю страну на мотоциклах, и когда однажды остановились около тату-салона в Нью-Мехико, он заказал татуировку с именем своей девушки, а я выбрал татуировку из их каталога. Эта татуировка всегда напоминает мне, как отец возил нас в Шотландию показать место, откуда эмигрировали его предки.

– А вот та, другая?

Зан пристально посмотрел на руку, где скрестились два кинжала, на секунду Эбби показалось, что он не станет отвечать.

– Это самая первая татуировка, – наконец сказал Зан. – Мы с Мэтти Бойлом накололи их в тринадцать лет. Детьми мы использовали этот символ, когда играли в пиратов: метили им наши зашифрованные записки, что-то в этом роде.

– Не тот ли это Мэтти Бойл, который работает в охранном агентстве?

Зан кивнул:

– Мы вместе выросли. Его отец был напарником моего отца в те далекие дни.

– Что-то я не припомню, чтобы на руке у него была татуировка…

– Еще бы! – Зан хмыкнул. – Этот подонок ее удалил. Лазерная хирургия.

– А ты?

– А я оставил. Признаюсь, сейчас я бы никогда не сделал наколку на шее: от нее больше неприятностей, чем пользы.

Она вспомнила, как невозмутимо, не теряя самообладания, он выдержал хамство Бриджет.

– Ты, должно быть, чувствуешь себя свободным.

Он, не улыбнувшись, поднял за нее свой стакан.

– Как птица, деточка моя.

Осушил и опустил. Его тон был непреклонным. Это оттолкнуло ее.

– Браво, Зан! – только и сказала она.

Внезапно Эбби стала торопливо вылезать из ванны и тут же заторопилась в спальню.

Несколько секунд спустя туда же явился Зан, голый и мокрый. Он обнял ее сзади и прижался к ней.

– В чем дело? – спросил он. – Я сказал что-нибудь не то?

Она затрепетала, когда он поцеловал ее в ухо.

– Извини… Просто уже поздно, вот и все: мне совершенно необходимо немного поспать.

Зан замер.

– Ты меня отсылаешь?

– Нет! Господи, конечно же, нет! Я совсем не это имела в виду.

– Значит, я остаюсь на ночь и проснусь с тобой, в твоей постели? Ты уверена в этом, детка? Вот это подарок! – Зан откинул полотенце в сторону, потом сгреб одежду Эбби в кучу и, одним беззаботным движением руки сбросив все на пол, выключил свет.

Подняв Эбби на руки, он уложил ее в постель и, вынув заколку из пучка, распустил ее волосы. Потом Эбби услышала, как он разрывает пакетик из фольги, и приподнялась на локтях.

– Ни в коем случае! Осталась всего пара часов до рассвета, а у меня завтра чертова уйма дел!

Словно не слыша, Зан широко раздвинул ее ляжки и устроился между ними.

– Счастье мое, ты ведь знала, что так и будет. Если уж ты оставила меня в своей постели, я буду трахать тебя всю ночь. Никаких правил, никаких ограничений. Я предупреждал! – Скользнув вниз, он принялся целовать лобок Эбби, и она хихикнула.

– Во что я ввязалась? Ты вообще когда-нибудь отдыхаешь?

– Если играешь с огнем, отвечай за последствия, – пробубнил Зан откуда-то от ее влагалища.