– Ну что, – спрашиваю, – понял?
– Понял, – отвечает. – Благодарю, Высший Дан Гьен, за науку.
Дважды молодец! Гвениль – тот, помню, до вечера ругался, пока не угомонился.
– Еще хочешь? – спрашиваю.
– Обязательно.
– Ну вот, – говорю, – обставишь Гвениля в рубке, тогда и повторим.
И повел Придатка Чэна к другим площадкам.
Мне нужно было хоть немного расслабиться. Одергивание самоуверенного Но-дачи потребовало больше сил и энергии, чем это могло показаться с первого взгляда. Поэтому я пустил Придатка Чэна бесцельно бродить между турнирными площадками, останавливаясь то тут, то там, а сам попытался на время забыть о предстоящей финальной Беседе – с Гвенилем или Но-дачи.
Первый уже неплохо знал мои обычные уловки – во всяком случае, некоторые из них – а второй после трепки будет начеку, так что...
Все, забыли! Гуляем...
У южных площадок, где состязались древковые Блистающие, я задерживаться не стал. Волчья Метла к турниру не вернулась, а остальные Длинные – кроме, пожалуй, Лунного Квана, но его я уже видел – меня интересовали мало.
Шел третий день турнира, а первые три дня всегда идут под девизом: «Подобные с подобными». Или хотя бы с более-менее подобными. День смешанных Бесед наступит лишь завтра, но Метлы все нет, и я, скорей всего, раз-другой встречусь с Нагинатой Катори, явной фавориткой, а там уйду на трибуны. Или домой. Нет, домой не уйду, что это я в самом деле...
– Зар-ра! – неожиданно взметнулось слева от меня. – Зар-ра-хид!..
Я свернул на крики и пару минут любовался, как мой замечательный дворецкий беседует с ножами- двойняшками Тао. Зрелище заслуживало внимания. Эсток Заррахид был более чем вдвое длиннее любого из двойняшек, но зато каждый Тао был почти вчетверо шире невозмутимого эстока. Широченные братья верткой рыбой метались в руках своего низкорослого Придатка, то ложась вдоль предплечья, то вновь выныривая акульим плавником острия вперед. Но все их отчаянные попытки ближе подобраться к Заррахидову Придатку мгновенно пресекались недремлющим эстоком.
Я вышел из ножен и, продолжая наблюдать за Беседой, стал повторять некоторые движения Заррахида. Естественно, добавляя кое-что свое.
Придаток эстока, казалось, врос в землю и пустил корни, подобно вековой сосне – да, это не мой Чэн, способный вертеться в момент Беседы почище братьев Тао, хоть и нелепо сравнивать Блистающих и Придатка – но вытянутое жало Заррахида неизменно нащупывало любую брешь в звенящей обороне двойняшек, отгоняя злившихся братьев Тао на почтительную дистанцию.
– Зар-ра! Зар-ра-хид!..
Я на миг присоединился к скандирующим Блистающим, поддерживая моего дворецкого, затем спрятался в ножны и послал Придатка Чэна дальше.
– Единорог пошел, – услышал я чью-то реплику. – Своими любовался...
– Ну и что? – незнакомый голос был раздражающе скрипуч.
– А то, что вон тот эсток – из Малых его дома. Вот я и говорю...
– Ну и что? – снова проскрипел невидимый упрямец.
Я обернулся в надежде увидеть болтунов и обнаружил за спиной Придатка Чэна – кого бы вы думали?! – Детского Учителя семьи Абу-Салим и Дзюттэ Обломка. Они, как и на Посвящении, делили между собой одного Придатка, удобно устроившись: Учитель – на поясе, шут – за поясом.
«Хороший пояс, – ни с того, ни с сего подумал я. – Кожа толстая, с тиснением “узлы и веревки”, пряжка с ладонь... на пятерых места хватит».
– Прогуливаешься, гроза Кабира? – опустив положенное приветствие, нахально заявил шут. – Ну- ну...
Голос у него оказался низкий и глубокий, вроде гула ночного ветра в прибрежном тростнике. А я почему-то решил, что он сейчас заскрипит, как тот, невидимый... нет, конечно же, это не они! С чего бы им меня за глаза обсуждать, да еще и препираться?!
– Прогуливаюсь, – ответил я. – Кстати, Дзюттэ, все хочу тебя спросить – ты в юности, небось, подлиннее был?
Раздражение, накопившееся во мне, требовало выхода.
– А с чего это ты взял? – удивился шут.
– Ну, я так полагаю – сломали тебя когда-то не до конца, вот с тех пор Обломком и прозывают...
Мне очень захотелось, чтобы Дзюттэ обиделся. Или хотя бы втянул в глупый и грубый разговор Детского Учителя. Даже если я не прав – а я не прав.
Только он не обиделся. И Учитель промолчал.
– Иди «корову» потыкай, – ехидно усмехнулся шут. – Глядишь, ума прибавится... Ты – Единорог, потому что дурак, а я – Обломок, потому что умный, и еще потому, что таким, как ты, рога могу обламывать. До основания. А затем...
– А затем я хочу спросить тебя, Высший Дан Гьен...
Это вмешался Детский Учитель. Глухо и еле слышно. После вежливого обращения он выдержал длинную паузу, заставляя меня напряженно ожидать продолжения, которого я мог бы и не расслышать в