Гомозов, дом Стеблева, свернули в проулок и выехали на широкую улицу, ведущую к автопарку.

В конторе им сказали, что механик Стеблев пошел на склад. Услужливый счетовод из бухгалтерии вызвался проводить их.

На складе их встретил кладовщик, коренастый, полный, с пышной шевелюрой и маленькими ласковыми глазками, которые так и стреляли во все стороны.

— Стеблев? Был, был… — Извиняющаяся улыбка. — Минуты три всего как ушел. — Догадливая улыбка. — Не во второй ли корпус?

— А как ваша фамилия? — поинтересовался майор.

— Лобода, Степан Трофимович, приятно познакомиться, — довольная улыбка расцвела на широком лице кладовщика.

— Вы уже работали здесь, когда механиком был Гомозов?

— Гомозов? — Вместо улыбки появилось выражение напряженного припоминания. И — с улыбкой облегчения: — Да, да, а как же! Я тут работаю уже больше пятнадцати лет. Сначала водителем КрАЗа, потом, после аварии, — кладовщиком. Ветеран, можно сказать.

— Ваше мнение о механике?

— О каком из них? — с извиняющейся улыбкой уточнил Лобода.

— Давайте уж и о том и о другом, — предложил майор.

— Гомозова я мало знал. Человек он был замкнутый. Сначала говорили — справедливый, честный. А после, когда на него письмо написали и стали разбирать, выяснилось, что за ним немало грехов числится. А Стеблев человек хороший, добрый. Ну, бывает, зальет за воротник, зато на другой день работает как зверь.

— Его двор далеко отсюда?

— Да нет. Сразу же за забором. Смотрите в окно. Вон, где яблоня виднеется.

Лейтенант и Юрий тоже подошли к открытому окну. Юрий краем глаза следил за майором. Он видел, что Котлов смотрит не в сторону двора Стеблева. Оказалось, что просторный двор автопарка, кроме усадьбы Стеблева, граничит еще со двором его соседа, слышавшего крик. Оттуда доносились голоса и свирепый лай собаки.

Юрию не терпелось скорее уйти отсюда. Он чувствовал, что захлебывается в чужих чувствах страха, злобы, ненависти, презрения, Билась в паутине жирная муха. Пахло кровью и смертью. Юрий весь сжался от отвращения. И снова он с удивлением подумал о людях, которые, разгребая грязь, умудряются не запачкаться. Что помогает им?

Частично он уже знал ответ. Он помнил виноватое лицо майора, когда тот разговаривал с женой убитого. «Он чувствует себя виноватым, что остался жив, а друг погиб», — думал Юрий.

…Возвращаясь из автопарка, майор попросил водителя остановиться у двора Стеблева. Вместе с лейтенантом и Юрием он прошел на огород и еще раз осмотрел место, где, как предполагалось, лежало тело Седых.

— Ага! — воскликнул Котлов. — А почему старший лейтенант должен был упасть непосредственно на грядки? Между ним и землей могло оказаться еще что-то. — Майор присел на корточки, рассматривая грядки. Вот он отряхнул руки, снял с тужурки какую-то зеленую букашку. Наконец выпрямился и сказал:

— Здесь стоял мешок, и старший лейтенант упал на него. Поэтому место, где примята ботва, по размерам короче его тела. Теперь становится ясным и то, почему он оказался на огороде, и почему удар камнем пришелся по затылку, и почему те детальки были у него в кулаке.

Судорога свела лицо майора, он несколько раз глубоко вздохнул, прежде чем опять заговорил:

— Такой уж это был человек… Удивительно доверчивый… Его обманывали, а он продолжал доверять людям. Не от глупости, а из-за принципов. Пытался воспитывать людей доверием. О таких говорят «не от мира сего».

Он взглянул на часы, вздохнул и кротко бросил:

— Поехали!

Очутившись в своем кабинете, майор тотчас позвонил в ОБХСС.

— Иван Николаевич, — сказал он в телефонную трубку. — Прощу организовать срочную ревизию в шестом автопарке. Да, да… Что?.. Нет, не недостача, а совсем наоборот. И очень нужно, чтобы в автопарке узнали о предстоящей ревизии. Не удивляйся, узнаешь позже. Ну, договорились?.. Будь здоров!

Юрий прислонился к стене дома рядом с майором. Лейтенант спрятался за яблоней. Сноп света из окна дома Стеблева, падая на грядки, серебрил ботву огурцов, сверкал в каплях росы. Юрий, пользуясь инфразрением, отлично видел и в темноте. Все вокруг испускало сияние, отдавая тепло: бледно-желтым заревом горела ботва, оранжево-фиолетовыми фонтанами вздымались деревья, яркооранжево — до красноты — пламенел забор. Самый богатый спектр свечения был у людей. В нем присутствовала вся гамма цветов и оттенков.

Из-за забора послышалось рычание собаки. Юрий заметил, что лейтенант чуть подался вперед из-за дерева.

На лунную дорожку упала чудовищная тень, не принадлежащая ни человеку, ни животному. Лейтенант взглянул на забор. Над его краем в тени нависших веток медленно поднималась огромная голова, раз в семь-восемь больше человеческой. Она напоминала сказочную репу. Это сходство ей придавали волосы, растущие одним большим пучком на макушке. Голова начала валиться с забора, по бокам ее выросли длинные уши.

Но вот голова оторвалась от забора и шлепнулась на землю, глухо звякнув. Она оказалась обычным мешком, а уши — руками человека, опускавшими мешок. Неизвестный спрыгнул с забора вслед за своим грузом. Он осмотрелся по сторонам и отдышался.

Скрипнула калитка. Зашуршали тихие шаги. К мешку подошел еще одни человек. Донесся обрывок разговора: «Почему опоздал?» — «Задержался дома». — «Ну, ладно, понесли!» Один из них помог другому взвалить мешок на плечи. Они направились к выходу на улицу.

Вспыхнули острые лучи фонариков. Прозвучал властный, смягченный одышкой голос майора:

— Стоять на месте! Не шевелиться!

Юрий почувствовал, как тошнотворный ком подкатывается к горлу, и быстро отвел взгляд от бледного, искаженного страхом лица кладовщика Лободы…