Дона Ана Бадаро, стоя на веранде усадьбы, разговаривала с человеком, который только что соскочил с лошади:

— Он уехал в Ильеус, Милитан. Вернется только через три дня…

— А сеньор Жука?

— Его тоже нет… А что, серьезное дело?

— Думаю, что да, сеньорита дона Ана. Сеньор Азеведо велел мне гнать во весь опор, ехать через Феррадас, чтобы быстрее попасть сюда… А Феррадас на военном положении…

— Как же ты проехал?

— А я проскочил позади лазарета, никто меня и не увидел…

Дона Ана вертела письмо в руке. Она снова спросила:

— Значит, это срочное дело?

— Думаю, что да, сеньорита дона Ана. Сеньор Азеведо сказал мне, что дело очень важное и очень срочное. Он даже дал мне свою лошадь.

Дона Ана решилась распечатать письмо и стала разбирать каракули Азеведо. Лицо ее нахмурилось:

— Ах, бандиты!

Она пошла было в дом, но вспомнила о гонце.

— Милитан, присядь здесь на веранде. Я велю принести тебе выпить…

— Раймунда! Раймунда! — кликнула она.

— Что, крестная?

— Принеси Милитану кашасы сюда на веранду…

И ушла в залу и стала ходить взад и вперед; так делали братья Бадаро, когда обдумывали что-нибудь или спорили. Наконец, уселась на высокое кресло Синьо; лицо у нее было озабоченное. Отец и дядя в Ильеусе, а дело неотложное. Как ей поступить? Послать письмо отцу? Оно придет в Ильеус только на следующий день, а это может оказаться слишком поздно. Вдруг у нее возникла неожиданная мысль; она быстро встала и вышла на веранду. Милитан допивал стопку кашасы.

— Ты очень устал, Милитан?

— Что вы, сеньорита. Это же пустяк. Какие-то восемь лиг…

— Тогда сейчас же садись опять на лошадь и скачи в Бараунас. Отвезешь от меня записку полковнику Теодоро. Скажи ему, чтобы он немедленно приехал переговорить со мной. И возвращайся вместе с ним…

— Будет исполнено, сеньорита дона Ана.

— Пусть он приезжает как можно скорее. Скажи, что дело серьезное…

Милитан вскочил в седло, погладил лошадь.

— Добрый вечер, сеньорита… — попрощался он.

Дона Ана осталась на веранде и смотрела вслед исчезающему всаднику. Она взяла на себя всю ответственность. Что скажет отец, когда он узнает? Она еще раз перечитала письмо Азеведо и убедилась, что поступила правильно, вызвав Теодоро. Она снова пробормотала:

— Бандиты!.. И этот адвокатишка еще… Он заслуживает пули…

Неслышно подошла кошка и свернулась в клубочек у нее на коленях. Дона Ана опустила руку и нежно приласкала ее. На лице у девушки не было заметно никакой суровости, оно было даже чуть меланхолично — глубокие черные глаза, чувственный рот. Если бы кто-нибудь увидел ее сейчас, она показалась бы ему робкой деревенской девушкой.

В начальной школе все шло хорошо. Жессе удалось добиться, чтобы в День дерева некоторые торговцы закрыли свои магазины и лавки. В школе, где учитель Эстанислау произнес свою речь, а несколько мальчиков выступили с декламацией, кроме учительниц и детей присутствовало немного народу! Однако площадь была заполнена.

Доктор председательствовал на заседании, мальчики преподнесли ему букетик цветов. Потом все пошли на площадь, где собрались уже учащиеся двух частных колледжей поселка — Эстанислау и доны Гильермины, прославившейся необыкновенной строгостью к своим ученикам. Жессе шел во главе школы, держа в руке подаренный ему букетик цветов.

Площадь была полна народу. Женщины в праздничных нарядах, девушки, переглядывающиеся с возлюбленными, несколько торговцев, приказчики из магазинов, которые в этот день были закрыты. Все хотели воспользоваться неожиданной возможностью развлечься, вырваться из скучного ритма жизни Табокаса. Учащиеся начальной школы выстроились напротив частных колледжей. Учитель Эстацислау, у которого были старые счеты с доной Гильерминой, подошел к своим ученикам и приструнил их, чтобы они соблюдали тишину. Ему хотелось, чтобы они держались не хуже, чем ученики его соперницы, стоявшие серьезно и молчаливо под инквизиторским взглядом учительницы. Рядом со свежевырытой посреди площади ямой было приготовлено молодое деревце какао, возрастом немногим более года; его-то и собирались посадить в столь торжественной обстановке. Помощник полицейского инспектора находился в отъезде, его вызвали в Ильеус Бадаро, и поэтому полицейские силы поселка — восемь солдат — не появились на празднике. Однако оркестр, который был обмундирован на средства Орасио, прибыл в полном составе вместе со своими инструментами. Ему и выпала честь начать торжество — был исполнен национальный гимн. Мужчины сняли шляпы, воцарилась тишина. Мальчики двух колледжей и начальной школы пропели гимн. Солнце жгло нестерпимо. Некоторые открыли зонтики, чтобы укрыться от его палящих лучей.

Когда музыка смолкла, доктор Жессе выступил на середину площади и начал речь. Со всех сторон зашикали, требуя тишины. Учительницы расхаживали среди ребят, следя за порядком и добиваясь спокойствия, однако не достигли в этом больших результатов. По-прежнему примерно вели себя лишь ученики доны Гильермины; одетая в белое жестко накрахмаленное платье, она держалась прямо, скрестив руки на груди. Почти никто так и не слышал, о чем говорил доктор Жессе, и мало кто его видел, так как из-за отсутствия трибуны он говорил речь, стоя прямо на земле. И все же, когда он закончил, ему долго аплодировали. Некоторые подошли приветствовать его. Застенчиво и взволнованно пожимал он протянутые руки. Он же первым призвал к соблюдению тишины, чтобы можно было услышать учительницу Ирен, читавшую стихи. Слабеньким голосом она начала декламировать:

Да будет благословенно семя, оплодотворяющее землю…

А в это время мальчики чуть ли не во весь голос подзывали торговцев леденцами. Они смеялись, разговаривали между собой, спорили, давали друг другу пинки. Учительницы грозились наказать виновных на следующий день.

Благословенно дерево, дающее тень и приносящее плоды… — продолжала Ирен, подняв руку.

Неожиданно послышался резко нарастающий топот лошадей, и спустя мгновение на площадь ворвалась кавалькада. Это был полковник Теодоро во главе двенадцати вооруженных людей. Они подъехали вплотную, дали несколько выстрелов в воздух, лошади топтали траву на площади. Теодоро проехал между выстроенными учениками колледжей, дети шарахнулись в сторону, многие женщины и мужчины тоже пустились наутек. Теодоро остановился как раз против группы, собравшейся у дерева. Учительница Ирен проглотила стих, который собиралась произнести. Рука у нее все еще была поднята. Теодоро, размахивая револьвером, проревел:

— Это что за безобразие? Разводите плантацию здесь на площади?

Жессе дрожащим голосом объяснил, что это празднество. Теодоро рассмеялся, но возражать как будто не стал.