бы Скотту Чендлеру и его сообщникам не вздумалось поиздеваться над девочкой, и эти тревожные мысли не давали ему покоя на протяжении всей ночи. В аэропорту он поделился своими опасениями с Герти, но она сказала, что Скотта явно ничего, кроме денег, не интересует, и Берни постарался проникнуться такой же убежденностью.

Он позвонил Гроссману из аэропорта и пообещал держать его в курсе дел. А потом наступила долгая для него ночь. Они прилетели в Сан-Диего в одиннадцать тридцать и взяли напрокат машину с четырьмя ведущими колесами;

Винтере заранее условился с агентством, чтобы ее пригнали в аэропорт, и они сразу же отправились на ней в путь. Они решили обойтись без остановки в гостинице, чтобы не терять времени, и пересекли границу в Тихуане, на большой скорости миновали Росарито и Дескансо, а спустя час уже добрались до Энсенады. Винтерсу показалось, что Скотт скорей всего выберет именно такой маршрут. В Тихуане он заплатил пограничнику пятьдесят долларов, и тот припомнил, что видел интересующую их троицу.

Часы уже показывали час ночи, но бары еще нигде не закрылись, и они обошли все питейные заведения Энсенады, распределив их между собой и прихватив фотографию Скотта, чтобы, заказав кружку пива, извлечь ее и показать бармену. Герти удалось напасть на след. Бармену хорошо запомнилась милая девочка, которая явно побаивалась взрослых, бывших при ней. Подружка Скотта расспрашивала бармена о пароме, который курсирует между Кабо-Аро и Гуаймас.

Узнав об этом, Герти тут же вернулась к машине, и они отправились в дорогу, придерживаясь указанного барменом маршрута: сначала на юг через Сан-Висенте, Сан-Тельмо и Росарио, а затем на восток по направлению к Эль-Мармоль. Путь протяженностью в двести миль оказался непростым даже для машины с четырьмя ведущими колесами, и они потратили на него пять часов. В семь утра они заправились на бензоколонке в Эль-Мармоле, а в восемь остановились, чтобы поесть перед тем, как отправиться дальше вдоль восточного побережья Калифорнии. До Санта-Росалии оставалось еще двести миль. Они добрались туда к трем часам, чувствуя изрядную усталость, и обнаружили, что паром отправится в Гуаймас только через два часа. Зато паромщик, помогавший им загрузить машину, вспомнил, что видел Скотта, женщину и сидевшую между ними девочку.

— Как вам это нравится, Джек? — спросил Берни, стоя рядом с Винтерсом и глядя на скрывающиеся из виду берега Калифорнии. Герти только что отошла в сторону.

— Пока все идет хорошо, но неизвестно, что будет дальше. Не стоит рассчитывать на сплошное везение, хотя начали мы совсем неплохо.

— Может, нам выпадет удача, и мы скоро их найдем. — Берни очень хотелось в это верить, но Винтере знал, что такой вариант маловероятен.

Сотня миль от Санта-Росалии до Эмпальме и еще двести пятьдесят от Эмпальме до Эспириту-Санто, где, как показалось паромщику. Скотт сошел на берег. Но на причале в Эспириту-Санто они узнали, что он отправился в Масатлан, и им пришлось проделать путь еще в двести пятьдесят миль. А там всякий след пропал. Наступила среда, но им так и не удалось ничего прибавить к тем сведениям, которые имелись у них еще до отлета из Сан-Франциско. Они провели неделю в неустанных трудах и побывали чуть ли не в каждом баре, ресторане, отеле и магазине Масатлана и наконец выяснили, что следующим городом на пути Скотта стала Гуадалахара, находившаяся всего в трехстах двадцати четырех милях от Масатлана, но им пришлось потратить восемь дней и приложить немало сил, чтобы добыть эту информацию.

В Гуадалахаре им удалось узнать, что Скотт останавливался в маленькой захудалой гостинице под названием «Росальба», и почти ничего больше. Джек высказал предположение, что, вероятно, они отправились в глубь материка, скорей всего в какой-нибудь из захолустных городков на пути к Агуаскальентес. На поиски ушло еще два дня, наступила пятница, и срок, отпущенный Берни, подошел к концу. Через два дня Скотт должен позвонить, и к этому времени ему необходимо быть в Сан- Франциско.

— Как мы поступим теперь? — Они заранее уговорились, что Берни вылетит из Гуадалахары в Сан- Франциско, чтобы оказаться на месте, когда Скотт позвонит, если к тому времени они так и не сумеют найти Джейн, а Винтерсы останутся в Мексике и будут поддерживать с ним связь по телефону. Они ежедневно сообщали Гроссману о том, как продвигаются поиски, а Берни звонил домой, чтобы проведать няню и Александра. Он знал, что дома все обстоит благополучно, но очень скучал по сыну. Впрочем, к исходу недели он утратил всякую способность думать о чем-либо, кроме Джейн и державшего ее в заложницах негодяя.

— По-моему, завтра вам лучше бы вылететь домой, — сказал Винтере и призадумался. Они уже вернулись в гостиницу и сидели, попивая пиво. — Пожалуй, вам стоит сказать, что вы раздобыли деньги. — Винтере прищурился, тщательно обдумывая новый план, но Берни встревожился.

— Пятьсот тысяч долларов? А как мне быть, когда наступит время вручить их ему? Объяснить, что я пошутил?

— Пусть он назначит место встречи. О дальнейшем мы подумаем потом. Но если он захочет встретиться с вами где-нибудь неподалеку отсюда, мы сможем сделать свои выводы. Скажите, что вам понадобится еще пара дней, чтобы добраться до места, а к тому моменту мы, бог даст, найдем его.

Винтере тщательно взвесил все возможности. Но и Берни сделал то же самое.

— А вдруг они уже вернулись в Штаты?

— Исключено, — с уверенностью заявил Винтере. — Если у него все в порядке с мозгами, он должен как огня бояться полиции. За то, что он сделал с девочкой, ему ничего не будет, а вот за угон машины, учитывая прошлые судимости, он непременно получит новый срок, и к тому же он нарушил условия досрочного освобождения.

— Поразительная ситуация. — Берни с горечью посмотрел на Винтерса. — Он украл девочку, угрожал ей и, вероятно, причинил ребенку тяжелейшую психологическую травму, следы которой сохранятся на всю жизнь, а полицию волнует только кража старой машины. Что за чудесные у нас законы?! Черт возьми, начинаешь понимать коммунистов. Я был бы рад, если бы его вздернули за то, что он наделал.

— Это ему не грозит. — Винтере философски относился к жизни. Ему довелось повидать немало ситуаций вроде этой или еще страшней, в результате чего он решил никогда не заводить детей, и жена согласилась с ним. Они перестали держать в доме даже собак после того, как последнюю из них украл, отравил и подбросил к ним под дверь один из людей, попавших их стараниями в тюрьму.

На следующий день они не смогли разузнать ничего нового, и в субботу вечером Берни вылетел в Сан- Франциско. Самолет приземлился около девяти часов, и он срочно отправился домой, внезапно ощутив неодолимое желание как можно скорей увидеть сына. Ведь только он у него и остался. Лиз больше нет и Джейн тоже, и он уже не знает наверняка, доведется ли ему когда-нибудь снова услышать, как в стенах коридора отдается эхом ее звонкий голосок, и увидеть, как она бежит ему навстречу с криком:

«Привет, папочка!» При мысли об этом он почувствовал, что у него разрывается сердце, и, оставив сумки в няниной комнате, тихонько вышел в гостиную, сел в кресло и заплакал, закрыв лицо руками. Потеря за потерей — это невыносимо, и то, что случилось с Джейн, можно было предотвратить. Ему казалось, что он подвел Лиз в том, что для нее было важней всего на свете.

— Мистер Фаин? — Заметив, какое у Берни выражение лица, няня оставила спавшего Александра в кроватке и отправилась к его отцу. Она тихонько вошла в темную гостиную… Как тяжело ему пришлось в последние четырнадцать дней… они наверняка показались ему долгими, как четырнадцать месяцев… Такой достойный человек и так страшно мучается. Лишь вера в Бога поддерживала в ней надежду на то, что Джейн найдут и она вернется домой. Миссис Пиппин как могла попыталась убедить в этом Берни, но прошло немало времени, прежде чем он откликнулся на ее слова.

— Джейн непременно возвратится домой. Господь научит нас, как ее найти.

Но ему вдруг вспомнилась история похищения ребенка Линдбергов и трагедия, которая постигла его родителей.

— А если мы так их никогда и не отыщем? — по-детски жалобно спросил он, полагая, что все уже потеряно. Но миссис Пиппин не хотела верить в худшее. Она стояла в дверях в лучах падавшего на нее из коридора света, и Берни поднял голову и посмотрел на нее.

— Няня, я этого не переживу.

— Господь милостив, и беда минует вас. — Подойдя поближе к Берни, она ласково потрепала его по плечу и зажгла свет. А несколько минут спустя принесла ему сандвич и чашку горячего чая. — Ложитесь-ка