— Знаешь, Кизия, случилось кое-что невероятное.

— Что? — Ее глаза затуманились.

— У меня сифилис.

— Что? — Она в ужасе уставилась на него, и он ухмыльнулся.

— Шутка. Просто было интересно посмотреть, как ты отреагируешь. Нет у меня никакого сифилиса. — Он выглядел очень довольным.

— Боже ты мой, — усмехнувшись, она покачала головой и снова обняла его, — ну и чувство юмора у тебя.

Марк ничуть не изменился. Он отвел ее в спальню и вдруг хрипловатым, прерывающимся голосом сказал:

— На днях я видел в газете фотографию одной девушки. Очень на тебя похожа, только старше и такая шикарная.

В его словах звучал вопрос. Вопрос, на который она не собиралась отвечать.

— У нее какая-то французская фамилия. Не Миллер. А имя было смазано, и я не смог разобрать. У тебя нет такой родственницы? Весьма фешенебельная особа.

— Нет у меня такой родственницы. А что? — Итак, ей пришлось лгать. Вместо скрытности — вранье. Ах ты, черт…

— Не знаю. Просто интересно. В ней было что-то интересное, неистовое и несчастное.

— И ты в нее влюбился, решив, что разыщешь и спасешь и вы будете жить долго и счастливо. Точно?

Она старалась говорить как ни в чем не бывало, но это не слишком хорошо получилось. Вместо ответа он поцеловал ее и осторожно опрокинул на постель. По крайней мере на час ложь уступила место правде. Тела обычно не лгут.

— Готова?

— Готова.

Уит улыбнулся ей. Они допивали последнюю чашку кофе и доедали шоколадный мусс, уже на два часа опаздывая на вечеринку к Маршам в Сан-Режи. Впрочем, никто не обратит внимания. Марши пригласили человек пятьсот.

Кизия была великолепна в серо-голубом шелковом платье, закрывающем шею и оставляющем открытой загорелую спину. В ушах сверкали маленькие бриллиантовые серьги, а волосы были высоко подняты. Уит, в классическом вечернем костюме, выглядел, как всегда, безукоризненно. Они были весьма представительной парой и притягивали1 взгляды, воспринимая это как само собой разумеющееся.

Толпа на входе в Сан-Режи была огромная. Элегантные мужчины в смокингах, чьи имена постоянно фигурируют в «Форчн»; дамы в бриллиантах и туалетах от Баленсиага, Дживенчи и Диора, словно сошли со страниц «Вог», где их лица мелькали так же часто, как и интерьеры их гостиных. Титулованные особы из Америки, отпрыски лучших американских семей, друзья с Палм-Бич и Гросс Пуан, из Скоттсдэйла и Биверли Хиллз. Марши превзошли сами себя. Во все увеличивающейся толпе сновали официанты, предлагая шампанское «Мюэ э Шандон», маленькие тарелочки с икрой и паштетом.

В буфете в конце комнаты подавали холодного омара, а затем на сцене появился главный сюрприз — огромный свадебный торт: точная копия того, которым угощали двадцать пять лет назад. Каждый гость получил крохотную коробочку с именами пары и датой свадьбы на упаковке. На следующий день в своей колонке Мартин Хэллам написал, что торт был «довольно-таки липкий». Уит передал Кизии бокал шампанского и мягко взял ее за руку.

— Потанцуем, или хочешь немножко побродить?

— Пожалуй, поброжу, если только это в человеческих силах. — Она одарила его мягкой улыбкой, и он пожал ей руку.

Приглашенный хозяевами фотограф запечатлел Кизию и Уита: они влюбленно глядели друг на друга, и он обнимал ее за талию.

После проведенной с Марком ночи Кизия была исполнена благожелательности и снисходительности ко всем, даже к Уиту. Странно было вспоминать, что еще на заре она бродила с Марком по улицам Сохо, неохотно рассталась с ним только в три часа дня, чтобы позвонить агенту, который должен был передать материал для колонки, разобралась на письменном столе и легла отдохнуть перед наступающим вечером. Позвонил Эдвард, чтобы узнать, как она себя чувствует, они немножко посмеялись над тем, как она описала в своей утренней колонке их ланч.

— Боже правый, Кизия, как можно называть меня «сногсшибательным»? Мне уже за шестьдесят.

— Тебе только шестьдесят один. И ты действительно сногсшибательный, Эдвард. Посмотри на себя.

— Стараюсь делать это как можно реже.

— Дурачок. — Разговор перешел на другие темы, причем оба старались никоим образом не коснуться того, чем она могла быть занята накануне вечером.

— Еще шампанского, Кизия?

— А? — Она уже незаметно для себя выпила свой бокал. Кизия думала о другом: об Эдварде; о новой статье, которую ей заказали, — про выдающихся женщин — кандидатов на общенациональных выборах. Она совсем забыла и об Уите и о вечеринке у Маршей. — Боже милостивый, а я свое уже выпила? — Она опять улыбнулась Уиту, и он с лукавым выражением спросил:

— Все еще не отошла от путешествия?

— Нет, просто замечталась. Немножко отключилась от того, что вокруг.

Кизия поменяла пустой бокал на полный, и они отправились на поиски укромного уголка, откуда можно было бы наблюдать за танцующими. Ни одна деталь не ускользнула от ее пристального взора: кто с кем и кто в чем. Оперные дивы, банкиры, знаменитые красавицы и известные плейбои. Фантасмагория рубинов, сапфиров, бриллиантов и изумрудов.

— Ты сегодня красива, как никогда.

— Ты льстишь мне, Уит.

— Нет. Я люблю тебя.

Глупо было это говорить. Оба прекрасно знали, что ничего подобного нет. Но она грациозно кивнула головой и ласково улыбнулась. Может, он и впрямь по-своему любил ее. Возможно даже, она сама любила его, как брата или друга детства. Уит — приятный человек и не может не нравиться. Но любить его? Это совсем другое дело.

— Похоже, летний сезон пошел тебе на пользу.

— Скорее, Европа. Ой, нет!

— Что случилось? — Он повернулся, недоумевая, что же ее так огорчило, но было поздно. На них надвигался толстощекий коротышка барон ван Шнеллинген. По вискам его струился пот, а на лице застыл восторг от встречи с молодой парой.

— О Боже, скажи, что на тебя наложили заклятие и ты не можешь танцевать, — прошептал Уит.

Смех Кизии барон, конечно, принял за выражение восторга.

— Счастлив видеть вас, дорогая. Добрый вечер, Уитни. Кизия, вы сегодня сама изысканность.

— Благодарю вас, Манфред. Вы весьма недурно выглядите.

Пышущий жаром и потный. И жирный, и мерзкий. И, как обычно, с похотливым выражением в глазах.

— Это вальс. Как раз для нас. Йа?

«Ноу» — но попробуй объяснить почему. Она не могла отказаться. Он наверняка начнет рассказывать, как обожал ее дорогого покойного отца. Придется уступить ему один танец. Танцором он был хорошим, во всяком случае когда дело касалось вальса. Она кивнула и протянула руку, чтобы он ввел ее в круг танцующих. Расплывшийся от счастья барон с легким хлопком схватил ее ладонь, но Уит успел шепнуть Кизии, до того как их разлучили:

— После вальса я тебя вызволю.

— Будь добр, дорогой, — шепнула она, почти не размыкая губ, растянутых в хорошо отрепетированную улыбку.