— Люк, а ты не мог бы хоть на день сбавить обороты? Тебе нужно отдохнуть. — Он отрицательно покачал головой, снимая пальто и бросая его на спинку стула. — Ну хотя бы один день или вечер?
— Черт побери, Кизия! Не дави на меня! Мне слишком много еще надо сделать, — прорычал Люк.
Да, исчезла последняя надежда на передышку до начала слушаний. Не получилось ни отдыха вдвоем, ни ужинов при свечах. Люк уходил и приходил опустошенным, вставал на рассвете, в полдень прикладывался к бутылке, снова трезвел и уходил на весь вечер. А потом проваливался в кошмары, позволяя себе несколько часов сна.
Между ними появилась пропасть, к которой Кизия даже приблизиться не могла. Люк не позволял.
Наступил последний вечер в Нью-Йорке. Кизия сидела за столом, когда услышала звук поворачивающегося в замке ключа. Она обернулась и увидела входящего Люка. Он казался особенно усталым и одиноким.
— Привет, родная. Что делаешь?
— Ничего, любимый. Похоже, у тебя был чертовски трудный день.
— Да, так и есть. — Люк улыбнулся печальной улыбкой. Он казался постаревшим и совершенно разбитым. Тени под глазами заметно усилились. Он буквально упал на стул.
— Хочешь выпить? — Люк отрицательно покачал головой. Несмотря на усталость, в его глазах горел знакомый огонек. Как будто постаревший Люк, достаточно погуляв, окончательно вернулся домой… Кизия ждала этого момента больше недели, и наконец он наступил. Люк был изнурен, истощен, но трезв. Кизия подошла к нему, и он принял ее в свои объятия.
— Прости меня, я вел себя как последняя сволочь.
— Нет, что ты. И я так люблю тебя… и всю твою компанию. — Кизия посмотрела ему в глаза, и они улыбнулись.
— Знаешь, Кизия, самое смешное то, что, как бы трудно ни было, мы не можем убежать от всего этого. Я очень многое успел сделать… ну, по меньшей мере что-то успел. — В первый раз Люк дал ей понять, что тоже боится. Как будто поезд едет прямо на них, а они приросли к рельсам и никак не могут оторваться… а поезд все едет и едет…
— Кизия…
— Да, любимый?
— Пойдем ляжем. — Люк взял Кизию за руку, и они медленно пошли в спальню. Рождественская сосенка все еще высилась в углу гостиной, усыпая пол иголками. Ее ветки уже начали высыхать и опускаться под грузом украшений. — А я хотел снять игрушки вместе с тобой на этой неделе.
— Мы можем заняться этим, когда вернемся из Сан-Франциско. — Люк кивнул и вдруг остановился в дверях спальни, все еще держа ее за руку.
— Кизия, я хочу, чтобы ты кое-что поняла. Они могут забрать меня прямо со слушаний. Я хочу, чтобы ты это знала и примирилась с этой мыслью, потому что, если так случится, если так случится… Чтобы ты не впадала в панику и не переживала.
— Не беспокойся, я буду держать себя в руках. — Голос Кизии был тихим и дрожащим.
— Nobless oblige? — Люк сказал это так задорно, что Кизия улыбнулась. «Положение обязывает». На этом она выросла и следовала этому правилу всю свою жизнь. Положение обязывает держать спину прямо, даже если кто-то ломает тебе пальцы, улыбаться, когда в глазах темнеет от боли. Положение обязывает уметь сервировать стол, даже если крыша рушится тебе на голову. Nobless oblige.
— Да, nobless oblige и кое-что еще. — Сейчас ее голос снова стал сильным. — Я думаю, что смогу выдержать, потому что я люблю тебя всем сердцем. Не волнуйся, я не впаду в панику и не наделаю глупостей. — Но в глубине души Кизия не могла это принять. С Люком не может ничего случиться. И ничего не случится…
— Ты — моя прекрасная леди, дорогая Кизия, — сказал Люк и снова обнял ее. И они еще долго стояли, прижавшись друг к другу, в дверях спальни.
Глава 25
В самолете им опять стало весело. Они летели первым классом. Он был счастлив, в своих замшевых коричневых туфлях и с новым желто-коричневым «дипломатом». Смеясь, они пришли к выводу, что коричневая замша выглядит роскошнее всего.
— Лукас, убери ноги, — сказала она, увидев, что он демонстративно высунул одну ногу в проход.
— Тогда они не увидят моих туфель. Он зажег сигару и помахал кончиком галстука от Пуччи.
— Вы пижон, мистер Джонс.
Они нежно посмотрели друг на друга, вызвав улыбку стюардессы. Красивая пара. И неправдоподобно счастливая.
— Хочешь шампанского? — спросил он, роясь в «дипломате».
— Не думаю, что нам дадут его до взлета.
— Это их дело. Я взял с собой, — сказал он и широко улыбнулся ей.
— Лукас, ты серьезно?
— Абсолютно.
Он достал бутылку марочного «Мюэ э Шандон» и два пластмассовых стаканчика, а еще маленькую баночку икры. За четыре месяца он приобщился к ее стилю жизни, оставаясь, однако, верным своим взглядам. Они взяли лучшее от двух миров и создали свой собственный. Атрибуты «шикарной» жизни в основном забавляли его, но к некоторым он пристрастился. Например, к икре. Или паштету. Туфли от Гуччи были шуткой, она знала, что именно так он к этому отнесется, поэтому их и купила.
— Будешь?
Она кивнула и, улыбнувшись, потянулась за пластмассовым стаканчиком.
— Что ты нашла в этом смешного?
— Кто, я?
Тут она залилась смехом, наклонилась к нему и поцеловала.
— Сейчас поймешь.
Она открыла свою дорожную сумку и показала на лежащую сверху бутылку. «Луи Родерер». Не такое выдержанное, как «Мюэ», но тоже неплохое.
— Шикуем, дорогая?
— Устроим дегустацию.
Они с удовольствием осушили шампанское и набросились на икру. Потом, обнявшись, смотрели кино и обменивались старыми шутками, которые с каждой минутой и с каждой рюмкой становились все глупее. Все было так, как если бы они отправились в отпуск. Он обещал, что следующий день целиком посвятит ей. Никаких встреч, никаких друзей. Весь день будет принадлежать только им. Она забронировала номер в отеле «Фермой». Номер в башне. Сто восемьдесят долларов в сутки — ну и черт с ним-!
Самолет плавно приземлился в Сан-Франциско около трех часов дня. В их распоряжении было полдня и целый вечер. Лимузин, который они наняли, уже ждал их. Шофер взял их багажные квитанции, так что они могли прямо направиться к машине. Лукас, как и Кизия, хотел избежать огласки. Она была ни к чему.
— Ты думаешь, он обратил внимание на мои туфли?
Она бросила на них задумчивый взгляд.
— Наверно, мне надо было купить красные.
— Наверно, нам надо было заняться любовью во время фильма — никто бы не заметил.
— А почему бы не заняться этим в машине?
Она откинулась на сиденье и автоматически нажала на кнопку, чтобы поднять стекло, отделяюшее их от водителя. Тот все еще получал багаж.
— Детка, это, может, и вырубит звук, но широкоформатное изображение останется. Оба засмеялись.
— Хочешь еще шампанского, Лукас?
— Ты хочешь сказать, что-то еще осталось?
Она кивнула и, улыбаясь, протянула свою бутылку, где оставалась еще половина. «Мюэ э Шандон» они уже прикончили. Он достал пластмассовые стаканчики, и они начали снова.
— Знаешь, Лукас, есть у нас все-таки класс. Ну, хотя бы стиль. — Она задумалась, слегка наклонив стакан.