- Слушай, Ашанин, какую я песенку про него написал... Небось, он ее знает... Слышал, дьявол! - похвастал Касаткин.

- И не расстрелял тебя? - засмеялся Ашанин.

- Нет... смеялся... Просил всю песню показать...

И маленький гардемарин с задорным вихорком и мышиными глазками, благоразумно затворив двери каюты, затянул фальцетом, а все подтянули хором:

Хуже ливня и тумана,

Мелей, рифов, скал,

Шквала, шторма, урагана

Грозный адмирал...

Второго куплета не успели начать. Ворвавшийся в каюту рассыльный прокричал: 'Свистали всех наверх с дрейхвы сниматься!', и все юные моряки, нахлобучивши на свои головы фуражки, как полоумные, бросились наверх и разбежались по своим местам.

Вышел наверх и Ашанин. Чувствуя себя пассажиром, он приютился в сторонке, к борту у шканцев, чтобы не мешать авралу, и посматривал то на адмирала, стоявшего, расставив фертом ноги, на полуюте, то на свой 'Коршун'. И Ашанин, уже давно проникшийся особенной знакомой морякам любовью к своему судну, горячо желал, чтобы 'Коршун' снялся с дрейфа скорее 'Витязя'.

На 'Витязе' в свою очередь желали противного и, видимо, желали этого все, начиная с кругленького, пузатенького, похожего на бочонок капитана и долговязого старшего офицера и кончая вот этим белобрысым матросиком, который, весь напрягаясь, тянул вместе с другими снасть, поворачивавшую грота-рею.

Матросы так и рвались, чтобы отметить 'Коршуну' за его недавнее первенство, вызвавшее адмиральский гнев. Капитан то и дело взглядывал на 'Коршун' ни жив ни мертв. У старшего офицера на лице стояло такое напряженное выражение нетерпения и вместе с тем страдания, что, казалось, он тут же на мостике растянется от отчаяния, если 'Витязь' опоздает. И он командует громко, отрывисто и властно.

Володя взглянул на мачты 'Витязя'. Реи уже обрасоплены, марсели надулись, фок и грот посажены и уже взлетают брамсели... Он отвернулся и с замиранием сердца посмотрел на 'Коршун', думая почему-то, что на 'Коршуне' еще нет брамселей. Но вдруг лицо Володи светлеет, и сердце радостно бьется в груди: и на 'Коршуне' уже стоят брамсели, и он, разрезая носом воду, плавно несется за 'Витязем'.

Оба корвета снялись с дрейфа одновременно.

Ашанин взглянул на адмирала. Тот, видимо, доволен, и глаза его, недавно страшные, выпученные глаза, не мечут молний, они смотрят весело и добродушно. И Володя слышит, как адмирал говорит капитану самым приветливым тоном:

- Славно мы снялись с дрейфа, Степан Степанович... Отлично... Прикажите выдать от меня команде по чарке водки...

Володя видит вслед за тем, как проясняются лица у капитана и у старшего офицера, как на всем корвете исчезает атмосфера тишины и страха, и все стали словно бы удовлетворенными и спокойными только потому, что 'Витязь' не отстал от 'Коршуна' и не осрамился.

'Какая странная эта морская жизнь! Как она объединяет людей и сколько разнообразных ощущений дает!' - подумал Ашанин.

Когда просвистали подвахтенных вниз, он спустился в гардемаринскую каюту вместе с Касаткиным, который весело говорил:

- Адмирал 'заштилел'. Ты, Ашанин, отлично позавтракаешь. Ешь вволю, он не скупой и любит угостить. Только смотри: белое вино наливай в зеленую рюмку, а красное - в маленький стакан, иначе... взъерепенится.

Когда в гардемаринской каюте узнали, что после завтрака Ашанин будет читать адмиралу свой отчет о пребывании в Кохинхине, все обрадовались. Значит, сегодня не будет чтения морской истории. Ура! Не надо идти после обеда к адмиралу.

- А у тебя длинный отчет, Ашанин? - спросил Касаткин.

- Порядочный...

- Значит, сразу не прочтешь... Хватит на несколько сеансов?

- Пожалуй...

- Так будь другом, тяни... Читай потише.

- Зачем?

- А затем, чтобы он нас подольше не звал. А то слушай, да потом еще объясняй ему... С ним нельзя не слушать. Сейчас поймает и начнет разносить.

III

Завтрак у адмирала был действительно вкусный и обильный. 'Штилевший' адмирал был необыкновенно гостеприимным и приветливым хозяином и с каждым из гостей любезен. Когда после кофе его гости - капитан, флагманский штурман, флаг-офицер и стоявшие на вахте с 4 до 8 ч. утра вахтенный лейтенант и вахтенный гардемарин - ушли, адмирал приказал Ашанину принести рукопись.

Через несколько минут Ашанин уже сидел, по указанию адмирала, у круглого стола в углу большой, светлой, роскошно убранной адмиральской каюты с диванами по бортам и большим столом посредине. Эта каюта была приемной и столовой. Рядом с нею были две каюты поменьше - кабинет и спальня с ванной.

- Удобно вам? - спросил адмирал, усаживаясь напротив чтеца на диване.

- Удобно, ваше превосходительство.

- Так начинайте.

Ашанин начал и, помня просьбу товарищей, читал нарочно медленно.

Адмирал слушал внимательно, но через пять минут нетерпеливо заерзал плечами и проговорил:

- А знаете ли, что я вам скажу, любезный друг...

- Что, ваше превосходительство?

- Да называйте меня попросту по имени и отчеству, а то вы все: ваше превосходительство... Слышите?

- Слушаю-с.

- Так вот что я вам скажу, Ашанин: ужасно вы медленно читаете... Нельзя так тянуть... Надо читать поскорей... Можете вы читать скорей?

- Могу.

И Ашанин невольно должен был пренебречь просьбой товарищей.

- Ну вот, теперь вы хорошо читаете... А то тянули-тянули... А еще собираетесь быть хорошим морским офицером... В морской службе нельзя копаться... Продолжайте.

Адмирал больше не останавливал, и когда Ашанин окончил первую главу, в которой излагался исторический очерк сношений французов с Анамом, адмирал заметил:

- Преинтересно, я вам скажу... И хорошо изложено... И видно, что вы серьезно потрудились... Теперь отдохнем... Вечером вы мне прочтете вторую главу, а завтра третью... Их у вас три?..

- Три.

- Ну, а как вас принял адмирал Бонар?.. Надеюсь, хорошо?

- Очень, Иван Андреевич.

- И оказывал вам содействие?..

- Вполне. Даже в экспедицию против анамитов пригласил.

- Пригласил?.. Эдакий болван! И вы были в экспедиции?

- Был.

- Какая, однако, скотина этот Бонар! Ведь вас могли подстрелить неизвестно за что... Он не должен был приглашать... И я вас не за тем посылал, чтобы вы рисковали своей жизнью из-за глупости этого осла... Ну, слава богу, вы целы... Больше я вас к дуракам не пошлю... Да не хотите ли чего-нибудь выпить? Вы целый час читали; горло, я думаю, пересохло. Чего хотите: лимонаду, аршаду, сельтерской воды...

- Все равно...

- Да ведь и мне все равно!.. - резко крикнул Корнев. - Надо, любезный друг, отвечать определенно.

- Я выпью лимонаду.

- Ну, вот, теперь я знаю, чего хотите, а то: 'все равно!' - улыбнулся адмирал и, крикнув своего вестового, приказал принести две бутылки.