Мать ищет взглядом подтверждения слов сына адмиралом.
- Превосходнейшее судно, Мария Петровна! - подтверждает и адмирал.
- А его не может перевернуть?
В ответ адмирал смеется.
- И придет же вам в голову, Мария Петровна...
- А вот 'Лефорт' же перевернулся.
- Ну, так что же? - раздраженно отвечает дядя-адмирал. - Ну, перевернулся, положим, и по вине людей, так разве значит, что и другие суда должны переворачиваться?.. Один человек упал, значит, и все должны падать... Гибель 'Лефорта' - почти беспримерный случай во флоте... Раз в сто лет встречается... да и то по непростительной оплошности...
Адмирал говорит с обычной своей живостью и несколько кипятится 'бабьими рассуждениями', как называл он всякие женские разговоры об опасностях на море.
И эта раздражительность адмирала несколько успокаивает мать.
- Да вы не сердитесь, Яков Иванович... Я так только... спросила...
- Хитрите... хитрите... Я знаю, что вам пришло в голову... Так вы выкиньте эти пустяки из головы. Никогда 'Коршун' не перевернется... И нельзя ему перевернуться... Законы механики... Вот у Володи спросите... Он эти законы знает, а я позабыл.
В эту минуту к Ашаниным подходит старший офицер и, снимая фуражку со своей кудлатой головы, просит сделать честь позавтракать вместе в кают-компании.
Завтрак был обильный. Шампанское лилось рекой. Гостеприимные моряки с капитаном во главе угощали своих гостей. За столом было несколько тесновато для пятидесяти человек, и потому завтракали a la fourchette*. К концу завтрака тосты шли за тостами. Пили за здоровье дам, за всех провожающих, за адмирала Ашанина, а старик адмирал провозгласил тост за уходивших моряков и пожелал им хорошего плавания. Все гости чокались с моряками, и немало слез упало в бокалы... Хорошенькая блондинка, возбуждавшая общее участие, была бледна, как смерть, и не отходила от мужа... Артиллерист не показывался... Ему хотелось последние минуты провести с 'сироткой'.
______________
* Стоя (франц.).
Пары уже гудели. Шлюпки были подняты. 'Выхаживали' на шпили*, поднимая якорь.
______________
* Шпиль - вертикальный ворот, которым поднимают якорь.
Капитан и старший офицер вышли из кают-компании, и через несколько минут через приподнятый люк кают-компании донесся звучный, молодой тенорок вахтенного офицера:
- Свистать всех наверх с якоря сниматься!
И вслед за тем боцман засвистал в дудку и зычным голосом крикнул, наклоняясь в люк жилой палубы:
- Пошел все наверх с якоря сниматься!
Прибежавший в кают-компанию сигнальщик тоже крикнул:
- Пожалуйте все наверх с якоря сниматься!
Пора расставаться и уходить гостям. Все оставили кают-компанию и вышли на палубу, чтобы по сходне переходить на пароход.
Еще раз, еще и еще обняла мать своего Володю и повторяла все те же слова, осеняя его крестным знамением и глотая рыдания:
- Береги себя, родной!.. Пиши... носи фуфайку... Прощай...
Наконец, она его отпустила и, не оглядываясь, чтобы снова не вернуться, вошла на сходню.
- Береги маму! - шептал Володя, целуясь с сестрой.
- Береги маму! - повторил он, обнимая брата.
Адмирал быстрым движением привлек племянника к себе, поцеловал, крепко потряс руку и сказал дрогнувшим голосом:
- С богом... Служи хорошо, мой мальчик...
И бодро, легкой поступью, побежал по сходне, словно молодой человек. У сходни толпились. Раздавались поцелуи, слышались рыдания и вздохи, пожелания и только изредка веселые приветствия.
Артиллерист, высокий и плечистый, на своих руках перенес сынишку, бережно прижимая его к своей груди, и скоро возвратился оттуда угрюмый и мрачный, точно постаревший, сконфуженно смахивая своей здоровенной рукой крупные слезы.
С какой-то старушкой сделалось дурно, и ее перенесли на руках. А хорошенькая блондинка так и повисла на шее мужа, точно не хотела с ним расстаться.
- Наташа... Наташа... успокойся... все смотрят, - шептал муж.
Наконец, она оторвалась и перешла сходню. Тогда и лейтенант, как ни храбрился, а не выдержал и заплакал.
- Ничего, братец ты мой, не поделаешь! - проговорил один из матросов, наблюдавший сцены прощанья господ.
- И у меня баба голосила, когда я уходил из деревни, - отвечал другой... - Всякому жалко... То-то и лейтенантова женка ревмя ревет...
С парохода и с корвета обменивались последними словами:
- Прощайте... Прощай!
- Володя!.. смотри... носи фуфайку... Пиши...
- Христос с тобой...
- Помни слово... Леля... Держи его! Не забывай меня! - взволнованно кричал молодой офицер-механик миловидной барышне в яркой шляпке.
- Я-то?..
И слезы помешали, видно, ей докончить, что она не забудет своего жениха.
- Капитолина Антоновна!.. мальчика-то... берегите!..
- Будьте спокойны, братец...
- Вася... Васенька... где ты?.. Дай на тебя взглянуть!..
- Я здесь, мамаша... Прощайте, голубушка!.. Из Копенгагена получите письмо... Пишите в Брест poste restante*.
______________
* До востребования (франц.).
- Алеша... помни, что я тебе говорил... не транжирь денег.
'Алеша' благоразумно молчал.
Наконец, последний из провожающих перешел на пароход.
- Никого больше нет на корвете? - спросил старший офицер боцмана.
- Ни одного 'вольного'*, ваше благородие. Все каюты обегал, докладывал боцман.
______________
* 'Вольным' матросы называют каждого штатского, постороннего.
С парохода убрали сходню, и пароход тихо отходил.
- Панер!* - крикнули с бака.
______________
* Положение якорной цепи, перпендикулярное к воде при выхаживании якоря, когда последний еще не встал, т.е. не отделился от грунта.
III
- Тихий ход вперед! - скомандовал капитан в переговорную трубку в машину, когда встал якорь.
Машина тихо застучала. Забурлил винт, и 'Коршун' двинулся вперед, плавно рассекая воду своим острым носом.
Матросы обнажили головы и осеняли себя крестными знамениями, глядя на золоченые маковки кронштадтских церквей.
С парохода кричали, махали платками, зонтиками. С корвета офицеры, толпившиеся у борта, махали фуражками.
Стоя на корме, Володя еще долго не спускал глаз с парохода и несколько времени еще видел своих.