Энгадин объяснила, что существование колониального плана фонда Сардо, который будет одобрен на перенаселенных планетах, находящихся в сфере влияния премьера, определено сложными международными соглашениями. Она поведала, каким путем будет идти переселение на новую планету.

Слушая, Кенсинг не поверил в то, что план давал работу только конструкторам, инженерам и специалистам. Он придавал уверенность всему обществу людей Солнечной системы в то, что манипуляции с зиготами и зародышами имеют большой смысл. Значительно более важным, чем задержка на неопределенный срок рождаемости.

Сколько искусственных маток можно поместить в колониальный корабль? Это еще не решено. На борту биолаборатории находилось более ста маток. Ну, а если специально сконструировать оборудование этого типа, то масштабы вынашивания новых жизней увеличатся.

Лаборатория давала возможность проявить себя двадцати или тридцати специалистам. Пища, вода и воздух вырабатывались в достаточном количестве. Бывало, что на борту станции трудилось и значительно большее количество ученых, инженеров.

Кенсинг вспомнил, что и Анюта ему говорила, что прежде, чем выйти замуж, она хотела бы потрудиться над вопросом переселения людей.

Проблема и впрямь была нелегкой. Широко использовались методы против зачатия. Но они не универсальны. На планетах, где жителей было уже сотни биллионов, ежегодно наблюдались миллионы зачатий.

Впрочем, об этом Сандро уже слышал. Просто его память снова ожила старыми фактами, о которых не раз писали и говорили.

Теперь же Кенсинг был на борту яхты премьера. И его тянуло увидеть 'не добровольца', замороженного в камере. Как узнал Сандро от местной системы обслуживания, когда оказался в запасном коридоре, замороженный был мужчина. Звали его Фулер Аристов. Возраст, при котором погружен в искусственное небытие, небольшой: двадцать лет. На список же характеристик, на биографию Аристова Кенсингу пришлось обратить внимание позже.

Почему-то его неприятно поразила такая самоотверженность Фулера, такая его преданность делу. Скорее, это был фанатизм.

Конечно, его дело, как участвовать в общих планах Дирака и других лидеров. Ему теперь было все равно, сколько он пролежит замороженным. Да, в известной степени и он был добровольцем, поскольку достаточно ему было ступить в эту камеру, как он погрузился в сон.

Возвращение ото сна будет мгновенным, а восстановление физических и умственных сил потребует около часа.

На борту яхты было еще пять медицинских мест. Обычно же для космических сражений не характерно большое число раненых.

Наконец, через час - вылет.

5

'Дженни поцеловала меня при встрече,

Вскочив со стула, на котором сидела;

Жизнь воровка, ты любишь

Приносить наслажденья:

Скажи, что я устал, что я печален,

Скажи, что здоровье и достаток прошли мимо,

Скажи, что я старею, но добавь...'

Песня постепенно умолкла. Длинные бледные пальцы исполнителя замерли на струнах уникального инструмента. Исполнитель стоял спокойно. И только по выражению его лица публика могла понять, что волна сильного чувства заставила его прервать пение.

Публика состояла... только из одного человека. Леди Дженевьев.

Маленькая изящная фигура, индонезийские черты. Выразительное создание нежной красоты.

Леди, облаченная в белый наряд, напоминающий старинное свадебное платье, полусидела на серой каменной скамье, очень старой, как и окружающие монастырь стены.

На скамье неясно проступала резьба, изображавшая фантастических животных. Рисунок был немного стерт временем, отчасти покрыт лишайником.

Но сиденье, на котором теперь располагалась Дженевьев, предварительно было обложено подушками - голубых, красных и желтых оттенков, гармонирующих с окружающими цветами.

- Вы красиво поете,- подбодрила она спутника.

Ее голос был слаб, но она больше не задыхалась при разговоре.

- Спасибо, моя леди.

Тот, кто взял на себя роль менестреля, немного еще постоял в золотых лучах солнца и полностью повернулся к своей слушательнице. Стремительным движением сорвал шляпу с перьями и стал размахивать ею, словно не зная, что с ней дальше делать. И бросил в благоухающую клумбу цветов.

Удивительные цветы, представляющие нагромождение почти ослепляющих красок, росли обочь большого, поросшего травой монастырского двора, построенного из древнего светло-серого камня.

Леди не могла сказать, что лежит за пределами этих старых стен, но чувствовала себя уютно - вдалеке от надоевшего шума.

Слабый бриз потревожил кружева на белом платье. Сотни вопросов заполняли ее разум, и некоторые действительно были страшными.

Решила начать с безобидного:

- Вы сами написали эту песню? Менестрель кивнул и смутился:

- Музыка моя. Хотел бы, чтоб и слова были моими. Но текст сочинил человек по имени Лей Хант. Он жил много сотен лет назад, и, конечно, леди, которую Лей носил в своем сердце, была не похожа на вас. Может, помните, как я однажды сказал, что вы напоминаете мне...

- А где мы находимся? - молодая женщина неосознанно грубо прервала его. Зато вопрос был первым многозначительным, заданный .попутчику.

И далее посыпались ее вопросы, хотя чем больше леди думала о своем положении, тем больше ничего не понимала.

Менестрель говорил чуть охрипшим голосом, который оказался ниже того, которым пел.

- Мы в Лондоне, на Старой Земле, моя леди Дженевьев. Во владениях знаменитого храма, дома богослужений. Храм называется Вестминстерское Аббатство.

- О? Но я даже не помню, как попала сюда.

- Вполне понятно, при таких обстоятельствах. Не стоит беспокоиться. Я все объясню в лучшие времена. Но помните ли вы меня?

За спокойствием певца проступало его беспокойство.

Прислонив свой старинный струнный инструмент к скамье, он оказался почти на коленях перед леди Дженевьев и протянул к ней правую руку. Движение получилось неловким, и певец разве что не упал на распущенное платье леди. Его длинные пальцы вовремя ухватились за подушку.

Потом представился:

- Николас Хоксмур к вашим услугам.

В этом окружении Ник выглядел человеком среднего роста, зрелой, но далеко не старой наружности. Не полный, как показался ей на экране. Волосы каштанового цвета - блестящие, немного вьющиеся. Немного редели на макушке. У Хоксмура была маленькая заостренная бородка того же тона, что и усы - немного редковатые.

Видно, что боялся, как бы его не приняли за денди или пустого красавца. Чтобы не произвести такого впечатления, Ник готов был идти на что угодно. Примирился бы с худшим, чем редеющие волосы.

Его лицо показалось Дженевьев не таким красивым, как при первой встрече. Нос слегка соколиный, что соответствовало имени, глаза немного водянистые и невыразительные - между серым и коричневым.

Сегодня, как представил он себя, архитектор и пилот был одет в средневековую одежду. Длинные ноги плотно обтянуты. Сверхкороткая куртка. Материя казалась крепкой, но не отличалась красотой, подобно глазам.

Все представляло вопиющую разницу с белым платьем леди.

- Конечно, я помню ваше имя,- ответила Дженевьев. И ваше лицо тоже. По-моему, я вас видела дважды. И не лицом к лицу. Первый раз только на экране. Второй, когда вы были в космическом снаряжении,