Я сел и молча резал зеленые яблоки тоненькими ломтями - здесь на досуге я изобрел новое блюдо на завтрак. Тонко нарезанные незрелые яблоки или алычу с косточками поместить на ночь в банку, наполненную холодной водой, туда же добавить две столовые ложки меда. Утром яблочная или алычовая вода готова, у нее неповторимый вкус и аромат, можно выпить два или три стакана подряд. Завтрак отменяется вообще или заменяется чашкой взбитых сливок. Ну а они расселись на его постели. Девица бренчала на гитаре нечто несусветное и несостоятельное, он курил, разговаривая сразу с обеими спутницами, потом они вышли на лоджию, пинали ногами пустую банку, пока она не разбилась, осколки уронили кому-то на голову, ругались, опять бренчали на гитаре. Сосед прикрикнул на них, был отбой. Это не смутило компанию, для которой уже давно не существовало ни отбоев, ни подъемов, ни проблем в окружающем их пространстве.
Так вместе мы провели часть ночи, я лег, накрылся одеялом. Они снова гремели чем-то, накурили так, что сквозь дым едва проглядывали звезды. Спать мне не захотелось бы и без них. Но часа в три я поменялся с ними. Они ушли с лоджии, а я туда вернулся.
Так я снова стал ночным узником лоджии. Я разговаривал со звездами на 'ты', гора Кастель дышала мне в лицо ароматами южных трав, потом я уснул. Последней отчетливой и странной мыслью была мысль о чайке. Будто бы я снова ловил ее, и она удивлялась этому. Кто-то даже произнес вполголоса за кадром, что чайку поймать невозможно. И вся лента промелькнула снова, как быстрое документальное кино. Сначала так, как сказано: поймать я ее не мог. Потом я постепенно перешел из состояния 'альфа' в состояние 'бета'. Терминология моя, а суть в том, что во втором состоянии как бы возрастают способности, быстрота, сила. Объяснить это нельзя. Я же сам чаще всего вижу вместо действительной картины другую. Я ловил чайку, а мне виделась рыба. Серебристая такая, медлительная, с золотыми плавниками. И я нырнул с крутой скалы - и за ней. Инерция разгона была так велика, что я даже не работал руками, тело мое неслось, как торпеда, я срезал повороты, и рыбине некуда было деться. Она медлительная. Я только управлял своим движением под водой. Прижал рыбу к песчаному дну. Плавники ее били меня по рукам. Но это уже не плавники, а крылья - белые крылья чайки. И снова я на пляже, в руках птица, я пеленаю ее полотенцем. Я был в состоянии 'бета', пока преследовал рыбу. Но как только я поймал ее и она превратилась в птицу, я перешел в другую ипостась под буквой 'альфа'. Это самое обычное мое состояние, я еще называю его замедленным.
Видение промелькнуло, потускнело. А может, я уже спал.
Едва рассвело, меня разбудили анемичные аккорды гитары и низкий уставший голос: 'Алеша жарил на бая-ане, шумел-гремел посудою шалма-ан!' Я вскочил, как ужаленный. Было жаль парня, но это пришло потом, а сначала я крикнул:
'Кончай, и побыстрее!' Однако он оказался из тех, кто больше всего на свете любит подобострастное к нему отношение и, конечно же, вежливость, беспредельную, самоуничижительную вежливость. Это послужило причиной конфликта.
Он повелительно взмахнул гитарой, даже не удостоив меня ответом. Я подошел, мы сцепились. Я одолел его так, без перехода в состояние 'бета'. Связал полотенцем руки. Стал медленно умываться, потом перенес постель снова в комнату, лег поверх одеяла, стал листать путеводители по Крыму и Кавказу. Можно было бы махнуть в Новороссийск, а оттуда... там виднее.
- Дай хоть закурить! - пробасил связанный сосед. Я протянул ему сигарету, из его пачки. На ней остался след губной номады. Наверное, одна из девиц накурилась до одури и не осилила ее, вернула в пачку. Он закурил, попросил развязать руки. Я выполнил его просьбу. Он представился:
- Меня зовут Толик. Толик Полеводов. А тебя?
- Володя.
- Не обращай внимания, Володя. Я хороший. Так, бывает... А здоров, не думал, что ты меня так упакуешь. Борьбой занимался?
- Никогда борьбой не занимался. Некогда.
- Кто же ты по специальности?
- Переводчик, можно так назвать.
- Да-а...- неопределенно протянул Толик.- А что, есть такая специальность?
- Как не быть? Книги и статьи пишут на разных языках, а читать хочется всем, вот и перевожу.
- В институте сидишь?
- Сидел. Сейчас чаще беру заказы и работаю в библиотеках.
- Силен, переводчик!
- И ты не слабак, Толя!
- Да я, если вправду, троих могу под настроение раскидать, может, повторим?
- Не надо!
- Боишься?
- Нет. Ну а если боюсь, то за тебя, понял?
- Понял... переводчик. А я вот простой электрик, из Москвы.
- Пора завтракать, давай стакан! - Я плеснул ему в стакан яблочно-медовой, и он выпил до дна, но поскольку мне досталась только половина моей обычной порции, то мы вместе пошли в столовую.
Он выше меня, примерно метр восемьдесят пять. Пока шли, косился на меня, наконец заявил:
- Это я тебя проверить хотел, извини уж, так получилось. К кому, думаю, в комнату попал...
- Проверить? - Я расхохотался, ко мне вернулось нормальное настроение, и я сразу понял, с кем имею дело. Толик был не просто электриком, а инженером, слегка хипповал и в таком виде любил, пользуясь своим превосходством в силе, ставить над людьми психологические опыты. У Толика чистые, зеленые, нагловатые глаза, впрочем, их выражение говорит о склонности к искренности.
ЕЕ ИМЯ: ЗОЛОТОВОЛОСАЯ СИВ
После завтрака мне вспомнилось это слово 'проверить', и я даже вздрогнул. Что во мне такого, что вызывало бы желание проверить? Я ведь не в первый раз с этим встречаюсь. Проверить...
Вечером на пляже я кормил чаек сочниками, которые продавали девушки на пустынной набережной. Продавали. Но их никто не покупал, кроме меня. Я разламывал их, бросал на галечную россыпь, и птицы слетались, сбегались, громко требовали еще. Чаек здесь два вида: рыжеватые с темными клювами и голубовато-серые. Я впервые видел, что и здоровые, нормальные чайки после ужина, который я им устроил, подходили к самому берегу и пили морскую воду, плескались. Кажется, и до угощения некоторые из них занимались тем же.
Потом я увидел, что у парапета Толик выделывал немыслимые па. Еще мгновение, и я понял, что он поворачивался как винт вокруг собственной оси, все время теряя высоту, и наконец приземлился на обочине. Поднявшись, он поспешил ретироваться. Оглянулся. Но меня не заметил. А у парапета я рассмотрел это чудо природы в блузке цвета морской волны и светлой юбке. Подошел, поздоровался. Она любезно ответила, даже кивнула. От ресниц ее тени, необыкновенная вечерняя глубина ее глаз.
- Только что...- начал я, и она меня оборвала:
- Он вполне это заслужил.
- Да, Толик экспансивный молодой человек.
- Вы его знаете?
- Немного. Со вчерашнего дня он мой сосед по номеру или по палате, как угодно.
- Проводите меня.
- Хорошо.
- У вас есть время?
- Странный вопрос. Время, которое мы тратим всю свою жизнь на всевозможные дела, потом, по зрелом размышлении, оказывается выброшенным на ветер.
- Не вполне удачная острота,- заметила она хмуро.
Я покорно кивнул.
Склон дикий, и на нем дикие кусты шиповника и дрока, а среди них - дорожка и кое-где старый камень, обросший черным лишайником: не то бывшие ступени, не то втоптанные в почву плиты. Она еще вздрагивала. Я знал, почему. Разумеется, я хотел ее кое о чем расспросить, но сейчас это было бы неуместно. И вот, когда мы поднимались к девятиэтажному корпусу с антеннами на плоской крыше (я почему-то знал, что именно туда ее надо проводить), становилось все проще и проще.