– Разумеется, условия твоей сдачи, – с любезной улыбкой проговорил инквизитор. – Разве ты видишь другой предмет?

Иного ответа Фесс и не ожидал.

– Не понимаю причину, побудившую Святую Инквизицию вступать в переговоры со столь отвратительным субъектом, каким с вашей точки зрения являюсь я, – холодно ответил он.

– Не думаю, что причина, побудившая нас пойти на это, может являться предметом обсуждения, – по- прежнему любезно покачал головой инквизитор. – Во всяком случае, мои полномочия не распространяются на эту область.

– А если я скажу, что без обсуждения этой и именно этой области никаких переговоров вообще не будет? – осведомился Фесс.

– Значит, их не будет вообще, – пожал плечами Иероним. – Мы возобновим штурм. И как бы хорошо ни владел оружием некромант Неясыть, один воин не выстоит против многих тысяч. Да, немало наших погибнет. Но они все готовы к этому, озаряемые светом истинной веры, ведомые в бой словом Спасителя, они будут сражаться и победят.

– Тогда зачем эти разговоры, отец Иероним? Валяйте, штурмуйте! Посмотрим, что у вас из этого получится, – как можно более равнодушно отозвался Фесс, внезапно воспылав горячим интересом к собственным ногтям на левой руке.

– Потому что мы не хотим, чтобы наши храбрые воины погибали сверх того, что необходимо и неизбежно, – поднял палец Иероним. – Подумай, некромант, сколько горя ты причинишь, убивая чьих-то мужей, сыновей, братьев… они же просто солдаты. Ты ненавидишь нас – но таких-то, как они, ты присягал защищать, когда покидал Ордос!

– Значит, не сговоримся, – пожал плечами Фесс.

– Неужели? – притворно удивился инквизитор. – А мне показалось, будто ты умеешь считаться с реальностью.

– Если бы я умел считаться с реальностью, ни меня, ни вас тут бы не было, – возразил некромант. – Так что предположим, что ты уже всё сказал. Больше у тебя ничего нет?

– Ну, я бы всё же не прерывал нашу беседу столь резко, – сладко улыбнулся инквизитор. – Посуди сам, некромант Неясыть, – ты в полном окружении, ты не можешь пользоваться магией. Ты один против тысяч, Неясыть, и тут уже ничего не поделаешь.

– Мне уже приходилось сражаться одному против тысяч, – пожал плечами некромант. – И ты знаешь, почтенный отец Иерондем, чем всё это кончилось. Я – тут и не вижу, почему бы мне не вырваться из кольца и на этот раз. Так какие аргументы можешь ты привести кроме затёртого «Вы окружены, и сопротивление бесполезно»? Зачем мне сдаваться? Во имя чего? Что ждёт меня в случае сдачи, и не лучше ли мне просто умереть честной смертью в честном бою – от доброго солдатского железа, не от клещей палача? Что скажешь ты мне на это, почтенный Иероним, медоустый оратор, другого ведь не послали бы уговорить страшного некромансера прекратить борьбу и сложить оружие. А? Что скажешь?

– Скажу, что если ты согласишься на почётное прекращение бессмысленного кровопролития, тебя ждёт домашний арест в Святом граде, то есть в Аркине. Мы, скромные чада Святой Матери нашей, должны разобраться в тех грозных событиях, провозвестником которых ты являешься. Поэтому ты нужен нам живым и только живым. И крайне желательно – не озлобленным, готовым к союзу. Ведь если твой долг – защищать Эвиал, неужели ты дашь крыльям Тьмы сомкнуться над его просторами? Святая Инквизиция по-прежнему верит, что наша… наши… недоразумения есть не более чем недоразумения, которые легко разрешить переговорами. Если, конечно, обе стороны искренне желают договориться.

– И что же станут делать со мной… когда я окажусь под домашним арестом? И не станет ли моим домом самая глубокая и тёмная камера церковных тюрем? Они ведь тоже славятся на весь Эвиал, равно как и святость аркинских клириков…

– Вот именно – равно как и святость, – нимало не смутился Иероним. – Святость аркинских архипрелатов – лучший залог их правдивости. Никому не интересно вступать с тобой в поединок, некромант Неясыть. Ты пошёл по кривой дорожке, по заведомо ложному пути, хотя мог бы принести немало пользы. Святой Престол совсем недавно выпустил энциклику. В ней говорится: «Оказывать магам-некромантам всяческое содействие, поелику деяния их на защиту добрых чад Святой Матери нашей от порождений Тьмы направлены, а грехи, оными некромантами при этом творимые, мы, архипрелат Аркинский, милостью Спасителя нашего наместник Его на земле, берём на себя и замаливать усердно станем». Понял теперь? Так что давай даже не будем называть это «сдачей». Скажем так – переход к добровольному сотрудничеству. Добровольному, понимаешь? В этом-то всё и дело. Труп твой, некромант, нам поможет мало. Да и остальным тоже.Что же до камеры… ни в какую камеру тебя никто бросать не собирается. Мы же с тобой сотрудничать хотим Жить будешь в святой обители. Там внутри парк, мало что не лес, ручей, благолепие… о душе своей задумаешься.

– Эк у тебя гладко всё получается, почтенный Иероним, – с усмешкой покачал головой некромант. – А что ж такой ратью-силой на меня наступали, копьями тыкали, стрелы метали? Могли ведь и убить ненароком! С кем же тогда в один строй-то становились бы, а?

– А без нашей рати-силы ты бы с нами и говорить-то не стал бы, – парировал инквизитор. – Тебя, увы, сперва требовалось в чувство привести. И немало добрых чад Святой Матери нашей за это собственными жизнями заплатили! Имей уважение к павшим, некромант!

– Не о том мы говорим, – процедил сквозь зубы Фесс. – Короче, закончил ты с твоими предложениями, отец Иероним?

– Нет, почтенный некромант Неясыть, – спокойно покачал головой инквизитор. – Что ты скажешь ещё об одном: ты переходишь на нашу сторону, соглашаешься жить в Аркине… разумеется, под неким надзором… хотя если ты дашь слово не бежать и не составлять комплотов… домашний арест может быть заменён на просто поднадзорное проживание… так вот, ты соглашаешься на всё это… и мы отдаём тебе твоих друзей. Твою женщину и этих нечестивцев, отступников орка с гномом. А? Что ты на это скажешь? Они смогут быть с тобой…

Этого удара Фесс, надо признать, не ожидал. Пришлось очень крепко стиснуть зубы и сжать в кулак волю, пришлось несколько раз сказать себе: это всё ложь. Инквизиторы не поколеблются ни на мгновение, соврут родной матери, если только этого потребует их «светлое дело». Иероним лжёт, лжёт нагло и беспардонно. Нет у них ни Прадда, ни Сугутора, ни Рыси,

Нету, и всё тут. Их вообще уже нету среди живых. Давно в Серых Пределах – по его, Фесса, вине, и ничего тут уже не изменишь. А раз инквизитор прибегает к такой грубой лжи – то ложь и всё остальное, что он тут наго ворил. Только окажись у них в челюстях, некромант Неясыть, забудешь враз, как родных отца и мать звали.

– Ну? Так что скажешь, некромант Неясыть? – допытывался Иероним. – Что ответишь? А, понимаю, понимаю, Тёмные никому не верят на слово, а Святую Инквизицию вообще считают скопищем кровавых палачей, подонков и негодяев…

– А и догадлив же ты, отец Иероним, – ровным голосом сказал Фесс. – Надо тебе прямо сказать, именно так я и считаю. И, боюсь, тебе меня уже не переубедить.

– А собственноручное писание Его святейшества архипрелата тоже тебя не убедит? – невинным голосом осведомился инквизитор.

Фесс покачал головой.

– Нет, не убедит, инквизитор. Ничто, ни слово, ни дело вашего братства меня ни в чём не убедят. Что поделать, вот такой уж я человек недоверчивый.

– То есть ты отказываешься? – тотчас спросил Иероним.

– Разумеется, – кивнул некромант. – Давай, командуй атаку. Вижу, тебе мало уже пролитой крови. Ты хочешь ещё. Что ж, продолжим.

Иероним выразительно пожал плечами.

– Ты готов вот так вот просто обречь твоих друзей на смерть? Нечего сказать, вполне типично для Тёмного. Вполне, вполне типично.

– Мои друзья, инквизитор, – с трудом сдерживая бешенство, проговорил Фесс, – уже давно мертвы. Они погибли в том бою на площади Эгеста, или ты забыл? Они мертвы, и мне уже некого спасать. Ты лжёшь, чтобы заполучить меня, чтобы я оказался под властью Инквизиции, под властью вашего талисмана,