– Здорово у тебя получается!
Девчонка усмехнулась, вытянула носочек, полукружье перед собой прочертила, казалось, мгновение – и взлетит, как бабочка.
– Ты знаешь Ларису Витальевну Машкину? – Я спросил просто так.
– А я вас видела тут... – сказала озорно, словно не один месяц шпионила за мной, – вы приезжали на похороны.
Я несколько растерялся. Девчонка же продолжала:
– Лариса Витальевна – наша соседка, и я видела, как вы к ней прошлый раз приезжали. А спрашиваете вы меня просто так, чтобы о чем-нибудь спросить.
Ну и детишки пошли!
– Ты права, – я решил быть откровенным, – действительно захотелось тебя о чем-нибудь спросить. Уж очень хорошо у тебя все это получается, – я показал рукой на расчерченные на асфальте классики.
– Стараюсь, – скорее не ответила, а чирикнула девчонка, – но вы ведь хотите что-то другое спросить?..
Я кивнул. Надо же, какими иногда проницательными бывают дети.
– Послушай, мне очень нужна твоя помощь. – Я присел рядом с девчонкой на корточки.
– Еще чего! Мне мама запретила разговаривать с незнакомыми мужчинами.
И опять: право, влево, на носочек...
– Возможно, человек находится в опасности. – Я решил говорить с ней, как со взрослой. – И от того, что ты знаешь, что ты видела, зависит, как скоро мы сможем ему, точнее, ей помочь...
Девчонка остановилась. Задумалась. Я продолжил:
– Послушай...
– Меня зовут Ева.
– Послушай, Ева. Ты не видела, как Лариса Витальевна выходила из дома?
Вздернув остренький носик, пичужка чуть подумала. А потом уверенно покачала головой:
– Нет, не видела.
– А ты давно тут играешь?
Она пожала плечами.
– Не помню, – чуть застенчиво ответила она.
– Ну примерно... Когда тебя мама отпустила...
– А-а... Ну по телевизору новости начались.
Так... Я посмотрел на часы. Половина четвертого. Новости, о которых говорит девочка, это наверняка трехчасовые. Значит, как минимум полчаса прошло с тех пор, как Лариса вернулась домой. Если верить консьержке... И при условии, конечно, что нет другого выхода. Во двор, например.
– А кто-нибудь еще выходил?
– Нужно подумать... – она ответила, как взрослая, – тетя Валя с собакой, Сережа в школу пошел, нет, больше я никого не видела. Хотя...
Это «хотя» стоило многого.
– Может, ты обратила внимание на что-то странное или подозрительное. – Я понимал, что с девочками нужно разговаривать на каком-то другом языке, но не знал этого языка и потому говорил с ней, как со взрослой.
– Я, кажется, вспомнила... Я выбегала за хлебом и чуть-чуть поиграла...
Вот что рассказала девчонка: часа полтора назад из арки, которая вела во двор, вышли двое мужчин. Они шли очень тесно прижавшись друг к другу, похоже было, что они обнимались. Но как-то странно, словно один обнимал другого, а тот, другой, не хотел идти.
Девчонка как ни в чем не бывало прыгала на асфальте, не обращая на них никакого внимания.
Заметив ее, они остановились. Ей даже показалось, что один остановился и пристально смотрел на нее, а второй хотел уйти побыстрее, подтолкнул первого, они прошли мимо девчонки. Но что показалось ей странным, так это оставшийся в воздухе запах духов, который исходил от одного из них.
– Точно такими же духами пользовалась Лариса Витальевна, – заявила девочка.
– Ты уверена?
– Конечно. У моей мамы никогда не было таких духов, а я всегда мечтала, что у меня будут точно такие же, когда я вырасту. – Девочка вздохнула.
Дожидаясь приезда Турецкого, я выяснил, что Ева – грузинка по отцу, а мама ее – русская, коренная, пречистенская. Что квартира, в которой они живут, бывшая мастерская художников-скульпторов и что отцу ее дали всю эту мастерскую за какую-то там скульптуру, какую именно, Ева не помнила. Рассказала она мне и о том, что когда-то дом их имел черный ход, а теперь этот ход – огромное окно, от пола до потолка, – на кухне.
– Черный ход был только в вашей квартире? – спросил я Еву.
Она пожала плечами:
– У нас был, и у тети Вали тоже был, мы с ее Сережкой играли: бегали по крыше, куда выходили эти большие окна, и стучали друг другу в оконные стекла: мол, давай выходи.
– Через этот ход можно было выйти на крышу, – допытывался я у Евы, – а потом?
– Это же элементарно, – Ева поразилась моей недогадливости, – потом по водосточной трубе, ведь это всего лишь второй этаж, любой, даже Сережка, сможет!
Я вернулся в квартиру.
Все выглядело именно так: бывший черный ход – огромное окно на кухне – выходил на крышу, попасть на которую не составило бы особого труда даже для ребенка. Скорее всего, некто вошел в квартиру именно этим путем. А вот вывести из дома Ларису обратно по трубе, очевидно, оказалось делом проблематичным. О том, что вторым мужчиной, которого приобнимал первый, была Лариса, я догадался, когда услышал про запах Ларисиных духов.
Получалась следующая картина: некто проник в дом через черный ход, заставил Ларису переодеться и спокойно вывел ее мимо консьержки через парадный подъезд.
Вот только ответа на вопросы, кто был этот второй, куда увезли Ларису, а главное, что мне теперь делать, я не знал.
К дому подъехал Турецкий. Глядя на выражение его лица, я приготовился к самому худшему.
Не глядя на меня, словно сквозь меня, он вошел в открытую дверь подъезда, по ступенькам бегом наверх. Я направился за ним.
Осмотр квартиры, как я и предполагал, ничего не дал. Сообщив Турецкому обо всем, что мне удалось узнать, я услышал в ответ несколько обвинений и упреков. Оказывается, это я не уберег Ларису, я был виноват во всем, едва ли не в том, что она вообще исчезла. Позже, анализируя ситуацию, я догадался, что тогда Турецкий не вполне доверял мне, мой нескрываемый интерес к Ларисе был тому причиной. Возможно, даже он думал, что это я спрятал ее, желая таким образом защитить от «меры пресечения – взятия под стражу».
Александр Борисович разозлился не на шутку:
– Я говорил, нужно взять ее под стражу?! Ты обещал защитить ее?! Грош цена твоим обещаниям! Тоже мне адвокат! Не понимаю, как я вообще мог слушать тебя, как мог доверять тебе?!
Этого я уже не мог вынести. Упреки, даже незаслуженные, – ладно. Обвинения в невнимательности к Ларисиной безопасности, даже в шутку, – понимаю. Но говорить мне, точнее, кричать мне, что я плохой адвокат и что я не человек слова, кричать на меня при всех? Конечно, мы с Турецким старые друзья, но все же... Кажется, Александр Борисович сам понял, что чуть перегнул палку.
– Ну вот что, – сказал Турецкий смягчившись, – пойдем-ка выпьем кофейку и обмозгуем ситуацию.
Напряжение между нами тут же исчезло, через пару минут мы вместе решали, что нам делать дальше. Вариантов было немного. Конечно, нужно искать Ларису, выяснять, где находится человек, похитивший ее столь странным образом. Причем, возможно, это и есть тот самый директор фотолаборатории рекламного агентства «Максима» Борис Максимович Размахов.
– Ты уверен в этом? – спросил меня Турецкий.
– Посмотрите сами. Во-первых, девочка Ева достаточно подробно описала его, во-вторых, он пропал в тот самый момент, когда исчезла Лариса, отсюда можно сделать вывод, что...