известной страховкой против командного состава, без помощи которого Савинков не мог бы достигнуть цели, но в лояльность которого в отношении себя он плохо верил.

Савинков мог идти с Керенским против Корнилова и с Корниловым против Керенского, холодно взвешивая соотношение сил и степень соответствия их той цели, которую преследовал. Он называя эту цель – спасением родины; другие считали ее личным стремлением к власти. Последнего мнения придерживались и Корнилов, и Керенский'.

Но честолюбивым планам Савинкова не дано было свершиться.

8 августа 1917 года накануне Московского Государственного совещания Савинков представляет Керенскому и министру внутренних дел Авксентьеву списки лиц, подлежавших аресту на основании сведений контрразведки. Список правых подписывается, а почти все левые вычеркиваются. И в том числе – большевики. Савинков просит разрешения остаться с Керенским наедине, выражает возмущение по поводу большевиков и дает на подпись свою докладную записку о введении смертной казни. Керенский отказывается ее подписать. Савинков подает в отставку.

Керенский получает телеграмму от Корнилова: «До меня дошли сведения, что Савинков подал в отставку. Считаю долгом доложить свое мнение, что оставление таким крупным человеком, как Борис Викторович, рядов Временного правительства не может не ослабить престижа правительства в стране, и особенно в такой серьезный момент. При моем выступлении 14 августа я нахожу необходимым присутствие и поддержку Савинковым моей точки зрения, которая вследствие громадного революционного имени Бориса Викторовича и его авторитетности в широких демократических массах приобретает тем большие шансы на единодушное признание…» Керенский отставки Савинкова не принимает. Он назначает его военным губернатором Петрограда. Его, целиком разделявшего корниловскую программу наведения порядка в стране.

В конце августа 1917 года вспыхнул мятеж Корнилова с целью установления в стране военной диктатуры. Мятеж был подавлен. Корнилова арестовали.

Савинков категорически отрицал свое участие в заговоре, как «политически ошибочном», не верил в успех вооруженного выступления.

Керенский пережил серьезное потрясение. Министры, как крысы, бежали из Зимнего дворца. Премьер не верил даже юнкерскому караулу и велел его сменять каждый час.

Савинкову не верили. Каждый его шаг контролировали Чернов, Гоц и другие товарищи по партии. В его штабе сидели делегаты от В ЦИК. От него требовали разоружения военных училищ.

31 августа Керенский по телефону уведомил Савинкова, что его увольняют с должности генерал- губернатора. Тот подал в отставку и с должности управляющего Военным министерством. Чернов в своей газете «Дело народа!» требовал ареста Савинкова. Его вызвали на заседание ЦК партии эсеров, чтобы он дал объяснения. Савинков отказался делать это в присутствии Натансона (который, по данным разведки, поддерживал сношения с немцами) – и был исключен из партии эсеров.

В те дни Савинкова поражали интриги, пьянство офицеров, его демократическое сердце обливалось кровью, когда он слышал на улицах монархическое: «Боже, царя храни», хотя руководители Добровольческой армии соглашались с его мнением, что будущей России необходимо демократическое устройство. Был случай, когда к нему на квартиру явился офицер с намерением убить, но был парализован гипнотическим взглядом Савинкова и сознался, что его послали…

После отречения Романовых воинская присяга перестала действовать. Савинков покинул Дон в конце декабря 1917 года, как он потом писал, «наивно веря в то, что господа генералы действительно любят Россию и будут искренне за нее бороться». Он обещал переговорить, в частности, с Плехановым и Чайковским об их участии в подобии правительства на Дону. В Петрограде он Чайковского не нашел, а Плеханов уже умирал. Вскоре Савинков выехал в Москву, намереваясь двинуться дальше, на Дон, но оттуда пришло письмо, что под давлением большевиков Алексеев и Корнилов ушли с Добровольческой армией в степи, в «Ледяной поход».

И Савинков остался в Москве, где было уныло и голодно. И развил при этом бешеную деятельность по созданию подпольной офицерской организации. Его выводили на гвардейских офицеров, объединенных по полковому принципу, но Савинкова коробили их монархические убеждения. Однако их было восемьсот, пренебрегать ими не стоило, и он предложил им от имени Алексеева и Корнилова короткую программу: отечество, Учредительное собрание, земля – народу. Одновременно он создавал боевые левые организации из офицеров-республиканцев, социал-демократов плехановского толка, эсеров, меньшевиков, бывших террористов… И правых и левых как бы объединял Национальный центр. И опять все вертелось вокруг Учредительного собрания и… диктатуры, твердой власти.

Верным помощником его был полковник артиллерии Перхуров. Военными командовал конституционный монархист генерал Рычков. Тайную организацию Савинков на процессе описывал так:

«Снизу каждый член организации знал только одного человека, т. е. отделенный знал взводного и т. д.; сверху каждый член организации знал четырех, т. е. начальник дивизии знал четырех полковых командиров и т. д. Это придавало организации довольно крепкий характер. Вотлаве стоял штаб, ну-с вот, во главе штаба стоял я».

По подсчетам Савинкова, в организации состояло около пяти тысяч человек и охватывала она, кроме Москвы, еще более тридцати городов. Она называлась «Союзом защиты Родины и Свободы».

На существование такой организации требовались деньги. И немалые. Савинков добывал их любыми путями. От председателя чешского национального комитета Масарика он через генерала Клецанду получил двести тысяч «керенками». Они были даны для осуществления терактов. Хотя имена не назывались – подразумевались Ленин и Троцкий.

В апреле, когда Добровольческая армия была у Екатеринодара, Савинков послал офицера к генералу Алексееву с донесением о своем «Союзе» и получил одобрение и деньги. Создавая полки без солдат, он платил офицерам жалование. Его разведка проникла в Совет Народных Комиссаров, Чека… Во всяком случае, Савинков этим хвалился, как и тем, что его люди организовали партизанскую борьбу в тылу у немцев и готовили к взрыву корабли флота на случай, если немцы войдут в Петроград.

Третьим источником поступления денег были французский консул Гренар и военный атташе генерал Лаверн. От них было получено два с половиной миллиона керенских рублей и заверение, что в начале июля в Архангельске высадится франко-английский десант К этому времени савинковский «Союз» должен был поднять восстание и захватить Ярославль, Рыбинск, Кострому и Муром.

В мае многих подчиненных Савинкова в Москве расстреляли. Сам Савинков не раз попадал в засады, не раз приходилось Флегонту Клепикову пускать в ход оружие и убивать патрульных. «Но это были мелочи ежедневной жизни, – замечал Савинков. – Настоящая опасность началась с приездом в Москву германского посла графа Мирбаха. С его приездом начались аресты». Он уверял, что Мирбах направлял действия большевиков, выдавал заговорщиков. Порой немецкие солдаты действовали заодно с чекистами Он приводил примеры. Скорее всего, руководствуясь непрерывно подчеркиваемым «союзническим долгом», Савинков собирал любые обывательские слухи о сотрудничестве большевиков с немцами. Он потерял более сотни членов «Союза». Клепиков теперь уже носил револьвер не в кармане, а в рукаве.

Одно время Савинков жил в Гагаринском переулке у Александра Аркадьевича Дикгоф-Деренталя, литератора. Савинков знал Александра и его жену Любу еще до их свадьбы, потом они встречались уже в Петрограде, где Де-ренталей разыскал приближенный управляющего Военным министерством Флегонт Клепиков. Всякая встреча с новым собеседником Савинковым обставлялась весьма эффектно, в мужчинах он обретал сторонников, а в женщинах поклонниц – несмотря на малый рост, физически Борис Викторович был очень сильным, а уж о воздействии его репутации, как бесстрастного и опасного человека, и говорить не приходится. Один из агентов французской контрразведки докладывал начальству о Савинкове: «К женщинам эротически равнодушен, однако они являются одним из пунктов его обостренного честолюбия и самолюбия».

Именно Деренталь занялся дальнейшими переговорами с французами о выступлении савинковцев, а также получением на это денег. Савинков говорил: 'В июне был выработан окончательный план вооруженного выступления. Предполагалось в Москве убить Ленина и Троцкого, и для этой цели установлено за ними обоими наблюдение Одно время оно давало блестящие результаты. Одновременно я беседовал с Лениным через третье лицо, бывавшее у него. Ленин расспрашивал это третье лицо о «Союзе» и обо мне, и я отвечал ему и расспрашивал о его планах Не знаю, был ли он так же осторожен в своих